Он едва заметно кивнул, тайком рассматривая ее женствен­ную фигурку, пока она усаживалась за стол. Когда она потяну­лась за сахарницей, ее груди натянули муслиновую ткань. И Майкл представил себе эти груди. Разумеется, не скрытые платьем. Вошел Джоунз и искренне обрадовался при виде Абби. Это было ему несвойственно, и Майкл удивился. – Доброе утро, леди Дарфилд! Принести вам, как обыч­но? – спросил Джоунз почти нараспев.

– Да, конечно. И передайте, пожалуйста, кухарке, что вче­рашние пирожные пока что ее самое лучшее творение! Они просто божественны!

– Я передам кухарке ваш комплимент, мадам. Она обра­дуется.

Майкл, прикрывшись газетой, еще больше удивился. С ка­ких это пор кто-то осмеливается разговаривать с кухаркой в столь ранний час? И с каких это пор Джоунз произносит боль­ше двух слов за раз?

Нарушая заведенные обычаи, Джоунз постучал пальцем по раскрытой газете Майкла с противоположной стороны.

– А вам что принести, милорд? – холодно спросил он. Майкл опустил газету.

– Овсянку.

– Овсянку, – недовольно повторил Джоунз и исчез за дверью.

Майкл нахмурился и снова спрятался за еженедельником. Он пытался игнорировать Абби. Пытался порицать Джоунза за то, что тот позволил ей себя очаровать. Старался сделать вид, будто не ощущает волшебного аромата сирени, и не считать, сколько кусочков сахара Абби кладет и чашку. У него есть бо­лее важные дела, чем разговоры с ней. После бессонной ночи Майкл решил, что его неудоволь­ствие частично вызвано собственными промахами. Абби не зна­ла всех правил поведения в английском обществе, а он не потрудился объяснить их ей. Он предполагал, что некоторые поступки она совершила в отместку за его отъезд. Самым ло­гичным было бы поговорить с ней и строго предупредить, что­бы впредь вела себя прилично. Он великодушно решил отложить на время ее удушение и почувствовал себя при этом образцом милосердия.

– Не больше двух, Абби. Пять кусочков слишком много, – услышал он собственный голос и очень удивился. Наступило мол­чание. По мнению Майкла, оно предвещало грозу, и он на вся­кий случай спрятался за газетой.

Но Абби вдруг начала тихонько напевать,

Майкл опустил газету и взглянул на девушку. Она улыба­лась. Черт бы побрал эту ее улыбку! Он снова углубился в газе­ту и сидел неподвижно, ни слова не понимая из того, что читает, гадая, что сейчас делает Абби.

– Майкл? Ее звонкий голосок заставил его вздрогнуть. Майкл чуть-чуть опустил газету. Он готов был поклясться, судя по искор­кам в ее глазах, что она потешается над ним. Черт возьми, с таким лукавым выражением на лице она еще прекраснее!

– Полагаю, ваши дела в порядке? – И не дождавшись ответа, Абби продолжила: – В последние дни пришло доволь­но много писем. Если хотите, я с удовольствием отвечу на те, которые вы мне доверите.

Майкл прищурился. Наконец-то! Сейчас станет ясно, что еще она задумала.

– О нет, мадам! – выразительно произнес он, качая голо­вой. Опустил газету на колени и с вызовом уставился на нее...

– Как вам угодно, – ответила Абби с любезной улыбкой. Майкл не знал, что и думать, с трудом сохраняя спокойствие. Он уже собирался спросить, зачем ей понадобилось от­вечать на письма, но тут появился Джоунз.

– Кухарка так рада, что вам ионраиились ее пирожные, – весело объявил он. – Сегодня утром она приготовила для вас особое лакомство. Пирожки с малиной! – Он с гордостью под­нял блюдо, на котором едва умещалась гора пирожков. Абби ахнула от восторга и захлопала в ладоши.

Взгляд Майкла метнулся от Абби к Джоунзу.