– Не знаю, – ответила Лана, сама испугавшись своих слов. Они так внезапно, в гневе, сорвались с языка. – А если и так? Что ты в таком случае ответишь?

Слэш помолчал с минуту.

– Не знаю, – ответил он. – А что, если я скажу «да»?

Теперь уже Лана промолчала. Слэш более не настаивал на продолжении разговора.

На следующее утро, проснувшись, Лана обнаружила, что забыла воспользоваться диафрагмой. Она не видела никакой связи между своей забывчивостью и разговором о браке. Просто забыла о предосторожности, и все.

Во-первых, рассуждала она, предосторожность, возможно, и не нужна. Ведь не" беременела она, будучи замужем, когда не предохранялась, и в других случаях тоже. Даже тогда, когда так отчаянно пыталась привязать к себе Стэна, когда он оттолкнул ее и наотрез отказался дать ей возможность владеть частью акций «Премьеры». Она тогда хотела ребенка, но этого не произошло. Было это восемь лет назад, ей было всего двадцать семь. А сейчас ей тридцать пять, время идет, биологические часы тоже не стоят на месте. Наверняка все обойдется и на этот раз. Через месяц, когда все действительно обошлось, она ничуть этому не удивилась. Так и должно было быть.

Но мысль, что Слэш почти готов был сказать «да», если бы она захотела выйти за него замуж, все изменила. Гордость теперь явно взяла верх над стыдом, но Лана решила быть терпеливой. С возрастающей уверенностью она убеждала себя, что теперь, пожелай она этого, у нее было бы все, что имела Диди Дален, включая и ее мужа.

IV. СВИДАНИЕ В САМАРРЕ

Пока такси через Малую Италию и Гринвич Виллидж везло ее из нижней южной части города в верхнюю, северную, кажущиеся легкость и уверенность не покидали Диди. Ей казалось, что она почти счастлива, ибо, наконец, на что-то решилась. Как хорошо, что она сохранила пилюли, и хорошо даже то, что Трип обошелся с ней так грубо и безжалостно. Это придало ей силы и решимость наконец сделать то, что будет единственно верным.

Однако когда такси, минуя Ирвинг Плейс, объехало Грамерси-парк, настроение вдруг стало меняться, легкая эйфория постепенно уступала место разумной трезвости, и Диди стала вспоминать и осмысливать, что же с ней произошло: яростный гнев, который охватил ее, когда Трип вместо милосердия предложил ей продать единственное, что у нее осталось – акции фирмы «Ланком и Дален», которые фактически даже не принадлежали ей и перейдут к ней только после смерти отца.

Расселу Далену было шестьдесят три года, и хотя он ушел в отставку, был вполне здоров и проживет не меньше, чем его отец, Лютер. Это было кощунственное, чудовищное предложение. Если бы Диди его приняла, Трип, словно стервятник, распростер бы свои крылья над ее отцом, ожидая его смерти и подсчитывая будущую прибыль. Сама мысль была настолько чудовищной, что Диди, представив, как бы все это произошло, почувствовала приступ тошноты.

Гнев и возмущение ее стали еще сильнее, когда она вспомнила, как он распорядился ее деньгами, и, наконец, с каким удовольствием нанес ей удар, сообщив о любовной связи Слэша. Не то чтобы эта новость ее удивила или она сама не думала об этом. Но Адриан Адамс намеками здесь, намеками там заставил всех говорить об этом. А это ранило Диди больше, чем намеренно обидные слова Трипа и удовольствие на его лице от причиненной ей боли. Она ненавидела его и за свое добровольное заточение с того дня, когда Слэш сообщил ей, что все ее деньги исчезли, как дым.

Тогда она винила во всем Слэша и была неправа. Нет, не Слэш нанес ей удар. Во всем виновен Трип, только он. Диди сразу все вспомнила. Это Трип подставил Слэшу подножку, он не сдержал своего слова, предал Слэша и молча смотрел, как уходят ее деньги, рушится ее брак, гибнет репутация ее мужа. Сам же. Трип на этом только выиграл и в конце концов взял контроль над фирмой.