|
Его сиденье поднялось так, что он не видел ничего, кроме серого неба. Он ощутил вкус крови и понял, что прокусил себе губу. Но он был жив. Жив! Он слышал шипение выходящего где-то воздуха, чувствовал запах горючего и различных жидкостей. Голова у него болела и кружилась. Но он был, черт возьми, жив! И не наложил в штаны. Все же ему опять повезло! Знаменитая удачливость Галланта… Джош! Он разорвал ремень безопасности, освободился от него и выпал из своего кресла. Ему пришлось встать на боковую стенку, чтобы выкарабкаться к сиденьям пассажиров. Фюзеляж просел внутрь. Джош лежал под разбитым лонжероном, с откинутой в сторону головой и без сознания. Под углом, вдоль переборки, тянулся кровавый след. Затем был кошмар вспышек света, громких приказов, удушающей химической пены и вытаскивающих его рук, в то время как он кричал, ругался и молил, чтобы кто-нибудь вытащил его сына. Они поспешили с ацетиленовыми горелками, режущими металл. Наконец появились носилки с Джошем. Лонжерон упал ему на руку и наполовину оторвал ее. Кровотечение остановили, но парень был в шоке, положение его было критическим. Эдисон схватил холодную руку сына и держал до последней минуты, пока не закрылась дверца «скорой». Какой-то полицейский спросил его имя, и Эдисон уставился на него как на сумасшедшего. На кой черт он должен называть себя?! Господи! Вечером это будет во всех газетах! Он будет выглядеть неумелым кретином. Он уже слышал, как эти остряки говорят: если кандидат Галлант не смог удержать самолет в воздухе, как он сможет поднять штат? Как, если он такой недотепа пилот? Это не так! Что-то случилось с самолетом. Что-то очень нехорошее. Но сейчас сработает то, что он конгрессмен Галлант. Будет полицейский эскорт в госпиталь и место для него рядом с шофером. Прежде чем за ним закрылась дверца патрульной машины, он обернулся к представителю аэропорта. — Позвоните жене, — попросил он. — Отель «Ройял Орлеан». Скажите ей, чтобы она встретила нас в госпитале. Пять часов спустя Джоша вывезли из операционной и поместили в отделение интенсивной терапии. Положение стабилизировалось, но не более. Врачи полагали, что можно спасти ему руку, но понадобится по крайней мере сорок восемь часов, а возможно, и более, чтобы сказать это с уверенностью. Конгрессмен здесь не мог ничем помочь. Ему необходимо было поехать домой и чуть отдохнуть. Эдисон не хотел отдыхать. Он хотел знать, где, черт возьми, Анна и почему она не отвечает в отеле. Он хотел знать, что случилось с самолетом и кто за это в ответе. И к черту транквилизаторы. Ему нужны ответы, и именно их он намерен получить. Номер в отеле был пуст. Одежда Анны висела в шкафу, но не было одной-двух вещей, пары слаксов и одного из любимых свитеров, а также маленькой туалетной коробочки. Он позвонил к себе домой на случай, если она уехала туда. Никто не ответил. Позвонил еще раз, другой, но безуспешно. Был поздний воскресный вечер. Дом пуст, так как по уик-эндам прислуга не приходила. На десятом гудке Эдисон бросил трубку. Он уже собирался позвонить кому-нибудь из родных Анны, но передумал — не хотел поднимать шума, если она просто пошла к кому-то из друзей. Более того, ему было тошно повторять эту чепуху о крушении бабке или теткам Джоша или выслушивать восклицания и утверждения, что во всем виноват он сам. Пусть с ними говорит Анна. Что же касается того, где она, здесь должно быть простое объяснение. Должно быть! Ему надо выпить. Он подошел к открытому бару и, налив себе изрядную порцию виски, одним глотком отпил половину. Со стаканом в руке вернулся к телефону. Положив телефонный справочник так, чтобы читать там номера телефонов и одновременно набирать их, позвонил в аэропорт и, когда ему ответили, попросил знакомого из отдела текущего ремонта. Он уже звонил ему раньше. Автопилот, как он и думал, был неисправен. Кто-то испортил его. Кто-то пытался его убить. Не многие пилоты выбираются из таких передряг живыми. |
