|
Как это тебе? — Но церемония, документ, который мы подписали… — Они не имеют значения. Я не был свободным человеком. Я женился на младшей дочери лучшей подруги моей матери в прошлом мае. Мы не слишком с ней ладили. Она вернулась к маме, а я отправился в гости к дяде, на время. Это означает, что церемония, через которую мы прошли, недействительна. Договор не имеет законной силы. Он не в счет. — Ты все это знал? Он равнодушно пожал плечами: — Конечно. Я ведь будущий юрист. — Почему? — закричала она. — Зачем ты так поступил со мной? — Я не мог позволить тебе расхаживать повсюду и рассказывать то, что знаешь. — Я бы никогда не стала. Ради Бет. — На это я не мог надеяться. Потом, у меня была сильная потребность в тебе, один или два раза меня бы не устроили. Ты должна гордиться. Не часто я и по второму разу встречаюсь, еще реже по третьему и больше. Он слишком много говорил. Он что-то скрывал за этими громкими и хвастливыми словами, она это чувствовала. Но вникнуть в суть ей мешали вопросы, обрушившиеся на нее. — Все это время, — сказала она, — мы совсем не были женаты? — Жили во грехе. Разве не весело было? Тошнота подступила к ее горлу. — Вот почему ты не хотел брать меня домой с собой. — Какая ты догадливая! — Я думала, потому, что тебе было стыдно. — Моей провинциальной невесты? Впрочем, да, могло быть немного неловко. Это был именно тот тон его голоса, полный превосходства и снисходительности, что так потряс ее. Она скрыла это чувство вспышкой злости. — Это было бы слишком плохо. — Я никогда не позволяю себе расстраиваться из-за этого. — Он развернулся на пятках и вернулся в спальню. Он не беспокоился, потому что в этом не было нужды. Он никогда не собирался увозить ее к себе домой. Она слышала, как он двигался, одеваясь. Она позволила ногам медленно расслабиться и соскользнула по стене, чтобы сесть на пол, приложила руку к поврежденной щеке. Щека горела и щипала. Внутри нее тоже была боль, слишком сильная, чтобы ее можно было погасить слезами. Эдисон вышел из спальни несколькими минутами позже с запасом одежды под мышкой, остановился над ней. — За квартиру уплачено на месяц вперед; старая ведьма по соседству заставила дать ей аванс за два месяца плюс задаток. Может, захочешь остаться. Из моих наблюдений за Маргарет, она не захочет, чтобы ты притащила домой свои трудности и расстроила дорогую маму. Не беспокойство подсказывало такое решение, она знала, а желание не пускать ее назад. Тем не менее в этом было достаточно правды, и через минуту она могла говорить. — Маргарет моя сестра. Она не прогонит меня. Он усмехнулся: — Когда-нибудь ты подрастешь. Она подняла голову. Слабым голосом произнесла: — Убирайся, если собрался. — О, я ухожу. Но прежде я бы мог еще попользоваться немного. Она уставилась на нею, в то время как внутри росло раздражение. Это, очевидно, отразилось на ее лице, поскольку он дернулся, затем сам себе ответил: — Очевидно, не стоит. — Он отступил на шаг, затем развернулся и ушел. Она осталась сидеть там, где была, а звук его шагов все удалялся по лестнице и затем пропал. Она все еще не двигалась, а неподвижно смотрела перед собой, стараясь изо всех сил ни о чем не думать. Наконец к ней стала подкрадываться мысль о Бет, умирающей в луже крови, смеющейся, заботливой, пышущей жизнью Бет. И все из-за Эдисона Галланта, человека, который только что ушел. Вот когда полились слезы, теплый поток печали, нескончаемый, как дождь субтропиков, который промочил дворик внизу. 8 — Мама в больнице! — О, Маргарет, ей плохо? — Ребекка ощутила, как страх, подобно яду, растекался с кровью по жилам. |
