Констебль Джек Эйвери, осуществлявший обход берегов Ди вблизи от Честера и напоминавший всем своим видом, что Англия всегда гордилась благонравием, прибыл к недавнему месту сражения, толкая перед собой велосипед. Увидев парочку, которая, по его мнению, явно нарушала моральные устои, констебль срочно окликнул их:

– Эй вы, где вы находитесь?

Морин насмешливо и довольно дерзко ответила:

– На берегу Ди… или мы ошиблись?

Джек Эйвери уже собирался было призвать эту девчонку к уважению по отношению к человеку, носящему форму полиции Ее Величества Королевы, но заметил ее левый глаз, украшенный столь необыкновенным синяком, и слова замерли у него на языке. Он машинально взглянул на парня, сидящего на земле, и ему показалось, что тот дышит с трудом. Констебль побледнел, увидев его раскроенную бровь и кровь, продолжавшую течь из носа. В негодовании Джек Эйвери повысил голос:

– Как же вам не стыдно драться? В вашем то возрасте!

У Бессетта было еще очень мало сил, чтобы отвечать, и за него это сделала Морин:

– Мы не дрались…

Констебль даже вздрогнул от подобного бесстыдства и сказал со злой иронией:

– Это что же, у молодежи появилась новая манера флиртовать?

Ирландка пожала плечами.

– Нужно признать, что папа был прав.

Вмешательство третьего персонажа, который в данном споре был вроде бы ни при чем, удивило полицейского.

– В чем же, интересно, так прав ваш отец?

– Он все время клянется, что на свете нет людей тупее лягавых и что в этом смысле английские лягавые побили все рекорды…

И улыбнувшись с наигранной скромностью, она добавила:

– … знаете, я ему не верила, но после встречи с вами…

У констебля было очень высокое мнение о своей персоне, и соседи по улице в Честере, где он жил, считали его важным человеком, с которым всегда полезно посоветоваться. Никто и никогда не позволил бы себе разговаривать с ним гак, как это делала эта зеленоглазая девчонка. Чтобы не выставить себя на осмеяние, он подавил обиду и почти вежливо сказал:

– Ясно… мисс из молодых людей, которые уважают только грубость…

Джек Эйвери уже собрался произнести красивую речь, как Фрэнсис Бессетт, наконец, придя в себя, предупредил его:

– Сэр, прекратите донимать мисс О'Миллой, иначе мне, к сожалению, придется боксировать с вами…

Констебля от этого даже передернуло.

– Вы будете боксировать с полицейским, который находится при исполнении обязанностей, сэр?

– К сожалению, сэр, с глубоким сожалением…

– Вы с таким же сожалением ударили эту девушку, сэр? Конечно, если она разговаривала с вами, как только что со мной, у вас могут быть смягчающие обстоятельства… И все же позвольте мне заметить, вы вложили в этот удар достаточно сил, а? Могу ли я узнать ваше имя?

– Фрэнсис Бессетт, а это – мисс О'Миллой.

– О'Миллой, вот как?… Следовательно, мисс – ирландка?

Сквозь сжатые зубы Морин спросила:

– А вы имеете что-то против ирландцев?

– Вовсе нет, мисс… Просто я думаю, что если бы ирландцы существовали во времена фараонов, то в Ветхом Завете они вошли бы в историю как восьмой бич Египта. А теперь можете ли вы сказать, почему вы подрались?

Бессетт расставил вещи по своим местам.

– Мы не дрались.