– Все вас ждут.

– Я скоро буду. Здесь тоже было бы не так уж плохо, если бы не столько англичан… Вы ничего не принесли?

– Простите, я об этом не подумала.

– Ничего… ничего… У молодежи никогда нет времени позаботиться о стариках… Это в порядке вещей… Конечно, печально, но что ж… Значит, как говорится, вы пришли посмотреть, жив ли я еще?

– Мы с Фрэнсисом хотели бы вас кое о чем попросить.

– С Фрэнсисом?

Морин указала на своего спутника.

– Вот с ним.

– Да?… Тогда слушаю вас, хотя не представляю себе, о чем меня может просить англичанин?

Фрэнсис собрался с духом.

– Мистер О'Миллой, надеюсь вы меня не забыли? Мое имя – Фрэнсис Бессетт, и я занимаю хорошее положение в фирме Лимсея и сына, экспорт -импорт…

– Вы хотите рассказать мне о своей жизни?

– Нет, мистер О'Миллой, только сказать, что я люблю вашу дочь…

– У вас хватает наглости, молодой человек!

– … и что я хотел бы на ней жениться… И поэтому, честь имею просить ее руки.

Пэтрик взглянул на Фрэнсиса круглыми г лазами и повернулся к Морин.

– Он что, пьян?

Фрэнсис обиженно возразил:

– Смею вас заверить, что я совершенно трезв, мистер О'Миллой!

– Тогда значит вы пришли, чтобы оскорбить меня?

– Простите?

– Вы пользуетесь тем, что я за решеткой и не могу свернуть вам шею за то, что вы оскорбляете меня, мою дочь и всех О'Миллой!

– Я вас не оскорбляю, я прошу руки вашей дочери!

– Англичанин!… Нет! За кого он нас принимает, Морин?

– Папа… Он любит меня…

– Это его дело, так, доченька? И даже для англичанина он не так уж плох… Ну ладно, мы достаточно пошутили,– уходите отсюда, молодой человек, и поищите других девушек для ваших чувств!

Бессетт уже собирался уйти, но Морин удержала его за руку.

– Скажите, отец, скоро кончится эта комедия?

– Комедия? Какая комедия?

– Этот парень любит меня; он пришел просить моей руки, а в ответ вы говорите только разные гадости?

– Морин, мне не нравится, как вы говорите с вашим старым отцом!

– Отец, вы должны понять одно: мне двадцать два года, Фрэнсис любит меня, а я люблю его…

– Вы лжете!

– То есть?

– Вы лжете, Морин! Никогда О'Миллой не сможет полюбить англичанина!

– Вы ошибаетесь, отец,– я люблю Фрэнсиса, и мы поженимся!

– Я никогда не дам вам на это родительского согласия!

– Тогда мы обойдемся без пего!

Удар был для Пэтрика неожиданным.

– Вы сможете ослушаться отца, Морин?

– Именно так!

– Тогда я вас прокляну! И до конца вашей жизни вы будете несчастны! Морин, дитя, возьмите себя в руки… Разве вы не видите, что это англичанин?

– Такой же, как и мама, да?

О'Миллой ждал этого удара ниже пояса с того момента, как разговор принял неприятный оборот. Он стал разыгрывать обычную слезную трагедию.

– Неужели же мои дети до конца жизни будут упрекать меня моим прошлым? Неужели же я не заслужил прощения, как следует воспитав вас?

– Нас воспитали не вы, а мамми!

– Неблагодарная! Я знал, что это случится! Я был уверен, что английская кровь вашей матери когда-нибудь отравит чистую ирландскую кровь в ком-то из вас! Для меня вы – потерянная дочь, Морин, слышите? Потерянная дочь!

Подошел стражник, привлеченный его криком.