В свете двух магических светлячков я рассмотрела, что у нее было круглое, миловидное лицо, уже тронутое первыми морщинами; казавшиеся черными глаза, приятная улыбка и залегшие скорбные складки возле рта. – Нас предупредили о вашем приезде… Прислали письмо, но в нем было указано, что вы будете хорошо если через час, а то и два. У нас ведь ничего еще не готово, а отец так и не зажег фонари! Сказал, что не стоит тратить горючее почем зря, потому что дирижабль только что пролетел. «Слава Атрии», наверное, еще даже не приземлился!..
– Мы приехали на вечернем дилижансе, – отозвалась я вежливо. – Прошу вас, не стоит так переживать. – Потому что она явно переживала. – Поверьте, я рада уже тому, что вы нас ждали, пусть и немного позднее.
Признаюсь, это была несказанная удача – и весь этот дом, что уж тут говорить, и то, что нам не придется снова искать извозчика, а потом ехать куда то в ночь, разыскивая место для ночлега.
Вернее, все это было несказанной удачей после того, что сотворил со мной мой дядя!
Но при этом у меня оставалось слишком много вопросов, которые я не собиралась задавать на крыльце.
Вот и Нана рассудила, что не стоит.
– У вас тут демоны ноги сломят! – заявила она ворчливо, после чего поинтересовалась, можно ли нам все таки войти. Негоже держать двух молоденьких девиц на ветру – еще простынут, не дай Боги!..
На это горничная уставилась на нее во всех глаза, но затем, очнувшись, распахнула дверь и посторонилась, приглашая нас внутрь. Уже очень скоро мы оказались в просторном вестибюле с темными мраморными колоннами и обитыми деревянными панелями стенами, с которых на нас с немым укором взирали… головы убитых животных.
Ну что же, и охотники, и таксидермисты постарались на славу – голов было под два десятка, и, признаюсь, мне стало порядком не по себе в этом урочище охотничьих трофеев. Не только мне – Лилли чуть ли не до боли вцепилась в мою руку, обведя испуганным взглядом стены.
Я ее понимала – оскалившиеся барсуки и голова медведя выглядели особенно жутко. Настолько, что даже Нана сделала знак, отгонявший зло.
Подозреваю, будь у моих спутниц возможность, они бы покинули это место как можно скорее. Но выбора у них не было, как, впрочем, и у меня – потому что теперь это был мой дом, и никакие звериные головы не могли повернуть меня в бегство.
Вместо этого я одобряюще сжала руку Лилли и улыбнулась Нане, после чего мы проследовали за Моной – Мона Ксавье, так ее звали, а ее отец – Чарльз Ксавье, – и очень скоро покинули страшный вестибюль, очутившись во вполне уютной Большой Гостиной, обклеенной светлыми цветочными обоями и обставленной мягкой бежевой мебелью.
На стенах горело несколько светильников, но я, опомнившись, запустила под потолок еще два магических светлячка.
Он оказался неожиданно высоким – мои светлячки взмыли чуть ли не под самую крышу, вырывая из темноты перила второго этажа и огромную круглую люстру, висевшую на здоровенных толстых цепях, – это было устрашающее сооружение из сотни рожков и свечей.
– Прошу вас, присаживайтесь! – пробормотала Мона. Выглядела она порядком растерянной, словно не понимала, что ей делать дальше. – Вы, наверное, проголодались с дороги. Сейчас я закончу на кухне и подам ужин в столовую…
Но на кухню она не ушла. Вместо этого уставилась на нас с таким видом, словно была готова вот вот расплакаться.
Потому что, как оказалось, Мона приготовила только одну спальню. Но кто же знал, что нас будет трое?!
Ох, Святая Ефания, она ничего, ничего не успела!..
– Мона, погодите! – выдохнула я. – Ничего страшного не произошло. Нет же, вам не стоит этого делать! – покачала я головой, когда сгорбленный Чарльз Ксавье со свисающими вдоль лица седыми космами попытался отнять у меня саквояж. |