Кто-то из внезапно покинутых кавалеров то ли захрипел, то ли закашлялся. Оглянуться я не решилась, да и зачем: что я, вытянутых физиономий не видела?

С дробным топотом, как тройка лошадей, мы проскакали вниз по ступенькам и заперлись в комнате Петрика.

– Какой сон? Какое одеяльце? – пробормотала Кира, озираясь.

– Стеганое, – ответил дарлинг и хихикнул, помахав мобильным, как фонариком. – Вот сейчас ка-ак подстегнем, как пришпорим! А ловко я узнал кошелечек Артурчика, да?

– Очень ловко, – согласилась я. – Вот только зачем нам кошелечек Артурчика? Нам нужен кошелечек Афанасьева! А ты…

– А ты, бусинка, невнимательно слушаешь, – упрекнул меня Петрик. – Или и впрямь у тебя память девичья, ультракороткая. Ты забыла, что нам рассказывал Артурчик? В 2012 году они с Афанасьевым участвовали в выставке «Русьпищепром», Артурчик оплатил общий стенд, а Виктор ему потом вернул полбиткойна… Смекаешь?

– Найдем тот перевод Покровскому – полбитка, двенадцатый год – и узнаем кошелек Афанасьева! Кира, где смотреть транзакции?

– Компьютер есть?

– Сейчас будет!

Я сбегала к себе и вернулась с макбуком. Кира встала у меня за спиной, с ее подсказки я зашла в браузер – обозреватель блокчейна, ввела адрес кошелька Покровского и быстро нашла интересующую нас транзакцию. Узнав таким образом кошелек, с которого Артуру в 2012 году пришла половинка биткойна, я в том же браузере посмотрела движение средств по адресу, предположительно принадлежащему Афанасьеву. А там и искать не пришлось: последняя транзакция полностью опустошила кошелек.

– И посмотрите на время! – Петрик возбужденно потыкал пальцем в экран. – Почти девяносто два биткойна – все, что имелось в кошельке! – ушли в 22.20 с секундами в пятницу, а уже в субботу утром Афанасьев погиб!

– Все сходится, – прошептала Кира и, вытерев взмокший лоб, упала в кресло. – И что теперь?

– По-хорошему теперь надо бы сдать гражданина Горетова Максима Петровича правосудию, но беда в том, что оно его брать не хочет. – Я пересказала свой разговор с подполковником Гусевым.

– Нет-нет, я не согласен, так не пойдет! – разволновался Петрик. – Как говорилось в том чудесном старом фильме: «Вор должен сидеть в тюрьме!» А Макс Горетов не только вор, но и убийца! Он обязательно должен быть строго наказан, если не тюремным сроком, то я не знаю… рублем…

– Или биткойном.

Я снова посмотрела на экран, а Кира – на меня:

– Мне нравится ход твоих мыслей, но нам неизвестен закрытый ключ кошелька Максима, а он генерируется на основе длинной фразы…

– Да-да, я помню, аж из двадцати четырех слов. – Я еще немного подумала и с надеждой взглянула на Киру – А Макс случайно не говорил во сне или, скажем, в лихорадочном бреду что-нибудь, похожее на мнемоническую фразу? Может, шептал в горячке: «Ночь, улица, фонарь, аптека», – и еще ровно двадцать слов, а ты как раз в этот момент ему компресс на лбу меняла, услышала это странное бормотание и запомнила его?

– Как живо ты описываешь, бусинка, я прямо все это представил! – восхитился Петрик.

А Кира посмотрела на меня так, будто это я больная в лихорадочном бреду:

– Да как бы я запомнила двадцать четыре слова подряд?! Я же не диктофон!

– А как сам Макс их запомнил? Он тоже не диктофон, а все пароли наизусть знает, как «От…». О!

Я замолчала. В уютной спаленке установилась колючая наэлектризованная тишина.