Около одиннадцати вечера я вылез из постели и вышел на веранду. Сна не было ни в одном глазу.

Было сыро и прохладно, как часто случается в Калифорнии по ночам, даже после теплого дня. Я намеренно как следует промерз. Меня подмывало постучать в ее дверь. Я молился. Я переживал. Я наблюдал. Не помню, чтобы когда-либо в жизни я желал чего-нибудь сильнее, чем ее в этот миг. Я просто хотел ее. Ничто на свете не казалось мне таким реальным, как ее тело, лежащее на кровати за дверью этого номера.

Внезапно меня охватил стыд. С того самого мига, как я поговорил с Лионой по телефону, я представлял ее в своих объятиях, прекрасно это сознавая. Кто я такой, чтобы обмануть ее во всех ожиданиях: в том, что я джентльмен, и любовь, да-да, чувство возвышенное, и нас ждет воссоединение и все такое? Мне хотелось целовать ее, мне хотелось ею обладать. И почему же нет, и разве правильно, что я испытываю подобные терзания? Черт, я же ее люблю! В глубине души я нисколько не сомневался, что люблю ее. И буду любить до последнего вздоха. Мне плевать, к чему это приведет, я готов, готов ко всему.

Я уже хотел вернуться к себе в номер, когда увидел, что рядом стоит Малхия.

— Ну, что тебе? — сердито спросил я.

Серафим заметно встревожился, но сейчас же совладал с собой. Мне показалось, что по его лицу пробежала тень разочарования. Однако заговорил он улыбаясь.

Его голос всегда ласкал слух, он был полон участливости и нежности, отчего слова проникали до глубины души.

— Многие смертные отдали бы буквально что угодно, чтобы увидеть доказательства Провидения, какие видишь ты, — заметил он. — А ты все-таки смертный.

— Да что ты в этом понимаешь? — спросил я. — И с чего ты взял, что я ничего об этом не знаю?

— Ты говоришь не то, что думаешь, — проговорил он успокаивающим тоном. И с громадной убежденностью.

— Вероятно, ты наблюдаешь за смертными с рассвета времен, — сказал я, — но это не значит, будто ты понимаешь, каково на самом деле быть смертным.

Он ничего не ответил. Любовь и терпение, написанные на его лице, приводили меня в ярость.

— Ты будешь рядом со мной вечно, до того дня, когда от меня останется только дух? — спросил я. — Мне никогда уже не побыть наедине с женщиной без того, чтобы вы оба не оказались рядом, ты и этот ангел-хранитель? Это же был он, правильно? Мой ангел-хранитель? Как его зовут? Вы теперь будете вдвоем стоять у меня за спиной всю оставшуюся жизнь? — Я развернулся и ткнул в него пальцем, словно дулом пистолета. — Я человек, — заявил я. — Смертный, мужчина! Я не монах и не священник.

— Хотя, будучи убийцей, ты жил в точности как монах.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты из года в год отказывал себе в теплоте и любви, какие может дать женщина. Ты считал, будто не заслуживаешь их. Тебе была невыносима мысль, что рядом с тобой окажется невинная женщина, примет тебя, окружит заботой. А теперь ты заслуживаешь всего этого? Ты к этому готов?

— Не знаю, — пробормотал я.

— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил он.

Меня прошиб пот, сердце бешено забилось.

— Простое плотское желание превратило меня в дурака, — прошептал я.

Кажется, я уже умолял Малхию. — Нет, я не хочу, чтобы ты уходил, — пробормотал я. — Не хочу, чтобы уходил. — Я покачал головой, признавая свое поражение.

— Тоби, ангелы всегда были с тобой.

Они всегда видели все, что ты когда-либо делал. У тебя нет тайн от Небес. Единственная разница в том, что теперь ты нас видишь. И это должно стать для тебя источником силы.