Двери снабжались кнопками открывания. Не во всех поездах есть такие. Они предназначались для извещения главной силовой артерии в случае застревания дверей. Сообщение доходит до контрольной кабины, и поезд — сам по себе робот — возвращает ответный сигнал, открывающий двери. Сигнал проходит только, когда машина неподвижна.

Кикс опустила свой изящный пальчик с оливковым ноготком на кнопку двери.

Если бы так сделал человек, кнопка не сработала бы. Вмешалась бы система безопасности и заблокировала сигнал.

Но поезд был роботом, как и Кикс, и что-то между ними возникло, какая-то симпатическая связь.

Обе двери широко распахнулись.

Поезд шел на скорости около 130 миль в час. Когда распечатались двери, в машину втянуло массы плотного, будто куски материи, воздуха. В разворачивающейся его турбулентности две зелено-черно-золотые насекоморептилии постояли какое-то время, словно перед поклоном, и исчезли. Пропали, легко и безопасно спрыгнув на дорогу внизу. Можно было быть уверенным, они не потеряли равновесия.

По всей длине поезда разнеслось хриплое, оглушительное, пугающее визжание. Наш вагон подскакивал, как если бы бежал по крупным камням.

Эту часть мне сложно пересказать. Я видела, — все мы закрывали уши руками, — как кто-то стоял у дверей и пытался их закрыть, но из-за скачков он тоже выпал из вагона, но не так как двое роботов. Женщина кричала. Все что-то выкрикивали. Девушка рядом со мной с побелевшим лицом держалась за меня. Поезд шел вперед, вверх по горе… он…

Раздался долгий звук. Не знаю, что это было. Если раньше я вспоминала лишь картинку, то теперь я могла вспомнить только одно: Звук. Я помню, это было, как если бы ты моргнул, и на секунду все исчезло, а затем снова вернулось.

Что-то ударило меня по плечам. Затем по голове, но мягко…

Я лежала, было очень тихо. Казалось, прошла целая минута, прежде чем вернулись звуки. Так мирно было лежать на неподвижной поверхности.

Но затем, как я уже сказала, начались продолжительные крики и стоны, колотящие удары и странная, скрипучая вибрация, снова и снова, снова и снова.

Автомедик быстро просканировал меня и сказал, что со мной все в порядке. Ничего не сломано, несколько синяков, шок. Вот вам немного болеутоляющих. Отправляйтесь домой и отдохните.

Я не знала, что произошло с остальными пассажирами моего вагона, или оставшейся части поезда. Я совершенно не помню, в каком штате мы были. Позже я увидела все по ВУ. Не так все жутко, на самом деле.

Они вытащили нас; серьезно пострадавшие поехали с одним кортежем скорой, легко раненные — в другом, это была самая большая группа, а с такими, как я, самой немногочисленной группой, разбирались на следующей станции.

Позже, на канале местных новостей, транслированных на ВУ в моих новых апартаментах, я слышала и видела, что зарегистрировано было семь смертей. Думаю, эти семеро ехали в моем вагоне. И я не считаю, что их убило крушение. Я думаю, что они были жертвами Голдхоука и Кикс. Никто не сообщал ничего об этом. Двери были открыты, когда поезд шел на полной скорости, — это списали на механическую неполадку. Старые детали, плохие пути. Второй Город все еще в бешенстве, напыщенно говорят в Сенате, который внешне сочувствующе печален, но пальцем о палец не ударит.

Когда мне посоветовали отправляться домой и отдыхать, единственным местом, куда мне оставалось пойти, была моя незнакомая квартира в России. Меня забрало такси. Бесплатно, в качестве вежливого жеста от железнодорожной компании. Медик об этом позаботился, нужен был только адрес.

Серо-коричневое здание, часть длинной террасы. Впечатляющая архитектура, возможно, готического стиля. Пара горгулий нависла над мандариновым закатом, что только начался. Был лифт. И лифт работал. Меня разместили на последнем этаже.

Пройдя в апартаменты, я увидела, что они обставлены мебелью.