Хеннинг озабоченно смотрел на нее. Может быть, у Саги лихорадка и она бредит? Тогда дело плохо. Но он обещал ничего никому не говорить.

Им снова пришлось остановиться, и оба поняли, что она вот-вот родит.

Теперь, при наступлении схваток, Сага тяжело дышала, закрыв глаза. Потом она достала свою сумочку, попросила Хеннинга пока не ехать, взяла бумагу и перо, стала писать что-то.

— Понимаешь ли, Хеннинг, — сказала она, — я постараюсь, чтобы все обошлось, постараюсь выжить. Но если случится беда… На всякий случай я оставляю завещание. Я хочу, чтобы вся моя собственность была поделена между моими детьми и тобой. Нужно смотреть правде в глаза: ты можешь остаться один. Я знаю, что об этом тяжело говорить, но что поделаешь. Ты получишь треть моей собственности, независимо от того, родится у меня один или двое детей. Если ты останешься один, Хеннинг, напиши Малин! У тебя ведь есть адрес Кристера и его дочери Малин, не так ли?

— Да, — трясущимися губами произнес Хеннинг.

— Я не собираюсь умирать, — сказала Сага и шутливо ткнула его в спину. — Просто мы должны учитывать все возможности, не так ли? Малин собиралась приехать, чтобы помочь мне. Попроси ее приехать, если у тебя будут… трудности! Но в этом случае тебе придется поделиться с ней своей третью наследства. На твои плечи ложится огромная ответственность, Хеннинг: если все закончится плачевно — с твоими родителями и со мной, — я поручаю своих детей тебе.

Он с трудом глотнул. И впервые за все время она увидела на его глазах слезы.

— Я не хочу, чтобы ты умирала, Сага.

— Конечно, я не умру, ты же знаешь! Он кивнул.

— Я обещаю, что буду заботиться о… И я напишу Малин.

— Прекрасно! Я знаю, что она сразу же приедет. Не будем больше об этом говорить. В сумочке лежит завещание, а теперь поедем дальше!

Но на этот раз они не успели даже как следует разогнаться, как им пришлось снова остановиться. Дело приняло серьезный оборот.

Двуколка была слишком тесной, и Хеннинг помог ей выйти и расстелил на земле ее широкий плащ. Почва здесь была ровной, покрытой травой, разумеется, увядшей и промерзшей, но могло быть и хуже. Они остановились на лужайке среди елового леса.

Сага потеряла всякое представление о времени и месте, ее уносил вихрь немыслимой боли.

— Скоро родишь, — жалобно произнес Хеннинг.

— Ты приготовил шаль? И мои маленькие ножницы? — выдавила из себя Сага.

— Все готово. Ой, какой черноволосый ребенок!

Сага через силу улыбнулась, измученная болью. Все шло так стремительно!

Хеннинг не сказал ей, что вытекло очень много крови. Он взял в руки маленькое существо и подержал его вниз головой, как его учили, слегка пошлепал его. Послышался слабый, но пронзительный крик. Конь тихо заржал.

— Мальчик, — сказал Хеннинг. — И такой красивый! Просто фантастически красивый! Вот уж не думал, что новорожденные могут быть такими!

Сага чуть было не спросила, если ли у него крылья. Думая об этом, она, несмотря на страшную боль, улыбнулась.

— Я завернул его в шаль, — заботливо произнес Хеннинг. — Все прекрасно! — А кожа у него темная? — еле слышно прошептала она, совершенно выбившись из сил.

— Кажется, чуточку темнее, чем обычно, но не слишком.

Она ощупала свой живот.

— Там есть еще один, Хеннинг.

— Да, мне тоже так кажется. Хочешь, я покажу тебе первого?

— О, да!

И даже она была удивлена, насколько красив был этот новорожденный. Было совершенно ясно, что он похож на своего отца.