|
Как только в наушниках шлемофона раздавался легкий писк, надо было сразу отпустить, точнее — чуть отдать ручку от себя, чтобы не сорваться в штопор. Предельно просто: «пискун» помогал даже очень среднему летчику пилотировать на пределе возможностей его самолета. Знаменитый летчик-испытатель Амет-Хан, прежде меня слетавший с «пискуном», так, примерно, описывал свои впечатления:
— Тяну — «пи»! опять тяну-тяну и опять — «пи». Его не обманешь… — Тут правда был употреблен более сильный глагол, но суть не в этом. — Если ты сумеешь так тянуть, чтобы «пи-пи-пи» шло непрерывно, как точки в морзянке, знаешь, что тогда получится? — И, выдержав паузу, точно по Станиславскому: — Сам себя таранишь, своим винтом, собственный хвост отрубишь на…! Удивительно, прибор Игоря Эйниса был сконструирован еще до бурного расцвета электроники, он был прост, «как мычание», и столь многообещающ, а в серийное производство не пошел. Почему? Откровенно говоря, не знаю, могу только предположить: слишком хорошо бывает тоже нехорошо. Снимаю с полки «Рассказы авиаконструктора». Перечитываю дарственную надпись на титульном листе: «Анатолию Марковичу Маркуше, на память о давнем знакомстве с глубоким уважением. А. Яковлев, 22.04.64». И сразу вспоминается забавный эпизод. В коридоре нашей густонаселенной коммуналки раздался телефонный звонок. Соседка кричит из-за двери: — Толя, к телефону! Мужик спрашивает… Слышу в трубке: — Маркуша? Говорит Яковлев. Меньше всего ожидая, что мне может позвонить Генеральный конструктор, да еще лично, реагирую небрежно: — Привет, Юрка! Чего понадобилось, давай телись… И тут выясняется, что звонит не Юрка, а Александр Сергеевич и обращается со странной, совершенно неожиданной просьбой: — Мне бы хотелось иметь вашу книгу «Вам — взлет!», — говорит Яковлев (серию комплиментов в адрес книги опускаю). — По возможности с автографом. На другой день мы встречаемся в КБ. К моему приходу приготовлены «Рассказы авиаконструктора» с уже приведенной дарственной надписью. Вручаю Александру Сергеевичу «Вам — взлет!» Помнится, на первой странице написал: «Автору УТ-2, Як-3,Як-7, Як-9, Як-12, Як-18, Як-23 с благодарностью за доставленное удовольствие пилотировать эти машины». Яковлев со вниманием вчитывается в мой автограф и спрашивает: — Неужели вы не летали на Як-11? — Летал… — Вот видите, пропустили, — и Александр Сергеевич показывает на место, где следует проставить Як-11. — Извините, — говорю я, — пропуск не случайный, не от забывчивости. За Як-11 поблагодарить не могу… неудачная это машина. Странно, я и в мыслях не имел обидеть человека, сказал, как думал, по чистой совести сказал, но Яковлев обиделся и даже не попытался скрыть этого. Впрочем, в этой встрече многое еще мне показалось странным. В кабинете Генерального конструктора, продуманном до самой последней мелочи, почетное место занимал нарядный камин. Когда я впервые перешагнул порог яковлевского кабинета, на каминной полке в интимной, я бы сказал, рамке красовался совсем не официальный портрет, скорее любительский снимок Сталина. Позже на том же месте, но в полированной рамке стоял тоже домашний портрет Хрущева, ну а в последнюю нашу встречу, как вы, очевидно, догадались, кабинет осенял маршал Брежнев, обрамленный нержавеющей сталью. Да, чуть не забыл, в разговоре, если можно сказать, — с литературным оттенком, Яковлев пояснил, что именно привлекло его в книге «Вам — взлет!» и послужило поводом для звонка. |
