А в моих коротких заметках отдельные мысли, повседневные наблюдения, философствования на разные темы. Они тоже составляют часть моего мира.

— Ну как же, «проза, поэзия и философия находятся на трех соседних вершинах»! — привычно, чуть насмешливо хмыкнула Инна.

— Ты знаешь, мне требуются вдумчивые отзывчивые читатели. Они добавляют мне оптимизма.

Инна снова прервала Лену. Ей куда больше нравилось говорить самой, чем кого‑то слушать. А в данном случае приоритет был на стороне Лены.

— Читатели типа меня? Которые способны открывать в твоих произведениях всё новые и новые оттенки чувств и истинную глубину? Только вот массового читателя философствованием не завоюешь.

— Я пробовала себя в разных жанрах. Не все мне подвластно. Персонажи мои менее романтичные, чем у Риты. Наверное, такие они мне ближе и понятнее. Я не рву рубашку на груди, мягко, спокойно говорю о многом, не без «глобальных» обобщений, конечно. Душу выкладываю осторожно.

— Знаю, изображаешь деликатно, выразительно, не скатываясь в пошлость. Детское пишешь, чтобы заново пережить давно ушедшее детство или излечиться от него? Взрослое, — чтобы изгнать из себя тоску последних лет или поддержать интерес к своей личности? Без цели? Руководствуешься своими представлениями об удовольствии? Чтобы быть чем‑то увлеченной или просто во что‑то вовлеченной? Твои книги — место свободного обмена мнениями, где можно «найти» правду чуть‑чуть разминувшись во времени? Какие пути в голове проходят впечатления, чтобы через десятилетия стать образами, чтобы всё написанное дышало детством, счастьем? И всего‑то двумя-тремя штрихами… — забросала Инна подругу откровенными, чуть ироничными вопросами.

— Писать для меня на самом деле прихоть, удовольствие, потребность и жизненная необходимость. Я потворствую своему желанию, позволяю сбыться моей мечте. И это совсем не похоже на работу. Книги для подростков не написаны старанием разума, они как бы случились… Они не результат труда, а данность. Наверное, потому, что родина детского писателя — его детство. Я писала словно в состоянии экстаза, на одном дыхании. У меня было нескончаемое вдохновение. Как когда‑то, в далеком школьном детстве. А написанное под влиянием вдохновения, почти не требуется редактировать. Слова в это время являются самые верные и яркие. Мысли неудержимо рвались из меня с какой‑то настоятельной требовательностью. У меня, пока я их писала, было изумительное ощущение полета!

— И тебе казалось, что этот полет будет продолжаться вечно! И вдохновенье больше не покинет тебя.

— Я словно бы разговаривала сама с собой, с тем ребенком, который еще был жив внутри меня. Ты же знаешь, я очень рано повзрослела, намного опередив свой возраст. Может, поэтому мне так хотелось хотя бы в книгах еще немного побыть ребенком? — шутливо добавила Лена. — И еще был неожидаемый, но очень важный итог написания мной детских книг: я будто отпустила все свои беды: детдомовские и школьного возраста. Они ушли далеко-далеко от меня и перестали преследовать.

— В школе ты училась с какой‑то недетской сознательностью. А теперь чувствуешь себя Творцом?

— Ну… не так пафосно. Но без крыльев не полетишь.