— Зря не привезла книгу. Ты в курсе ее недочетов, а мы о них не догадываемся. Напрасно тебя грызет червь сомнения.

— Мне хочется, чтобы уже сегодняшний читатель узнал меня настоящую, услышал, проникся, прочувствовал. А если в книге непонятно что…

Желая увести мысли Лены от угнетающей ее темы, Инна спросила:

— Ты знаешь что такое «визит-эффект»? И, не дожидаясь ответа, объяснила: «Это когда мастер только входит в помещение, где стоит испорченный прибор, а он почему‑то начинает нормально работать». Как‑то мигнул у нас в доме свет и мой компьютер отключился. Я многократно пыталась его оживить — по нулям. На следующий день племянник только нажал кнопку «пуск» и экран засветился. Просто наваждение какое‑то! Я пошутила, мол, компьютеру не хватало энергии твоих пальцев, а племянник в тон мне ответил, что я замордовала свой комп, и он захотел отдохнуть от моей заумности.

Но Лена все равно не вышла из ступора. Она попыталась сменить позу. Инна заметила, как по ногам подруги пробежали болезненные судороги. Они показались ей похожими на протестующий крик измученного организма. Инне снова захотелось попробовать отвлечь Лену от режущих душу переживаний, и она сказала:

— Не в последнюю очередь меня интересует проблема редактирования всех твоих книг для взрослых. Эти «крокодилы» не уродовали, не раскурочивали твои предыдущие произведения своими поправками? Может, кто‑то их кромсал, изувечивал как молодую липку? Ты только об одном редакторе мне рассказывала. Запомни, нельзя поддаваться давлению и всё переделывать по их меркам.

— У меня были прекрасные редакторы. Если и делали замечания, то толково и по делу. Одного я попросила, чтобы он максимально сократил, ужал мой текст до размеров необходимого, особенно там, где мои действующие лица слишком категоричны в своих высказываниях по поводу современных взаимоотношений в семьях, и там, где они как бы немного выходили за грань общепринятого.

— А попутно он не изъял из текста поэзию жизни? — поторопилась со своим вопросом Инна.

— Я боялась, что некоторые моменты споров моих героев могут выглядеть несколько пошловато. Так он заявил: «Все правильно! Ни строчки не вычеркивайте. Вы умеете странно и неожиданно уплотнять сексуально-эротические моменты. Я убрал кое‑что из того, что касалось характеристик вождей. Вы должны меня понять: излишняя критика, как и чрезмерная похвала… не метод. У меня есть надежное жизненное правило: «Хвалу и критику дели на десять». Книга — это тоже трибуна. И ваше мнение, как подпись на документе нашей эпохи, как ее кардиограмма. Но вы можете со мной не согласиться», — пояснил он с подчеркнуто-строгой сухостью журналиста с многолетним стажем. А я ему ответила, что у меня тоже есть поговорка из этой же серии по отношению к себе: «Похвалу дели, а критику умножай на десять». Потому что правду мне говорят только те, которые меня по‑настоящему любят.

Потом редактор добавил удивленно и чуть смущенно: «Мне семьдесят четыре года, но я из вашей книги неожиданно узнал для себя много нового». Я растерялась. Что такого нового мог узнать от меня человек, который старше и опытнее? Для меня все, написанное мною, элементарно и прозрачно.