– Я поступил подло, – продолжал Мэтт. – Твои отношения с отцом меня не касаются. Конечно ты его любишь, у тебя есть на это полное право. Нет мне прощения за такие слова. – В голосе Мэтта сквозило неподдельное сожаление. – Лучше тебя для Селесты никого нет. До знакомства с тобой она блуждала в темноте. Словно не знала, куда себя деть. А с тобой она вновь оживает. Мне нельзя было тебя осуждать.

– Нет, я слишком давила на неё, – тихо возразила Джули. – И на тебя. Я больше так не буду.

– Ты всё делала правильно. Я хотел бы тебе всё объяснить, но не могу. Пока не могу.

– Знаю. Но это неважно.

Она всё так же крепко за него держалась, словно верила: стоит его отпустить, и он передумает, опять обрушится на неё потоком жестоких обвинений.

Напор и страсти минувшей ссоры поутихли, сменившись дремотным затишьем после бури. Облегчение задурманило Джули голову.

Воздух в комнате был прохладным, и от поглаживаний Мэтта у неё по коже побежали мурашки. Джули снова поёжилась.

– Замёрзла? – спросил Мэтт.

– Угу. Немножко.

Тогда Мэтт подвинул ноги к дальнему краю кровати, и она, скользнув к нему под одеяло, улеглась на бок и положила голову ему на плечо. Руку с её спины он так и не убрал и теперь кончиками пальцев очерчивал изгиб её лопатки, слегка задевал сзади шею и бродил вверх и вниз по её плечу. Она взяла другую его ладонь в свою, переплела пальцы и стиснула.

Он ответил ей тем же.

– Так мы снова друзья? – спросила она.

– Ага, – секундой позже подтвердил он. – Снова друзья.

Он её больше не презирал. У них всё хорошо. И у Селесты всё будет хорошо. Всё ещё можно поправить, изменить к лучшему. А остальное неважно.

Усталость наконец взяла своё, и Джули зевнула. Она так вымоталась. И душой, и телом. Этой ночью она уже ничего не соображала, только чувствовала. И сейчас её охватило умиротворение, ленивая истома. Рука у Мэтта мало-помалу успокоилась на её плече, а дыхание выровнялось, и она поняла, что он заснул. У неё и самой уже не доставало сил бороться с разлившейся по телу тяжестью, поэтому под звуки его мерных вздохов она тоже погрузилась в сон.

Немного погодя она пошевелилась – всё ещё в его объятиях, по-прежнему сжимая его руку. И почувствовала, как он легонько чмокнул её макушку и что-то пробормотал. Но так тихо, что она едва услышала.

Джули спросонок повернула к нему лицо.

– Господи, Джули, как же мне жаль, – прошептал он.

– Мне тоже.

А затем неосознанно – без всякой мысли – она чуть приподнялась, так что её губы почти коснулись его. Она понятия не имела, что делает, будто ею управляло некое чутьё, которое она была не в силах остановить. А может, она всё ещё спала. Возможно, это всё не наяву. Она приблизилась ещё на волосок, едва тронув его губы своими. Его рот манил и соблазнял своим теплом. Несколько мгновений они не двигались.

И вдруг его рука крепко легла ей на талию и подтянула повыше, чтобы губы их наконец встретились. Мэтт приник к её губам и поцеловал.

Поцелуй был мягким и неторопливым. Даже дразнящим. Когда он слегка коснулся её языка своим, она задрожала. Джули целовала его в ответ, пробовала его на вкус, вдыхала его аромат. Голова у неё кружилась, а тело трепетало от его всепоглощающего тепла. На какое-то время она потерялась в его объятиях, растворилась в его поцелуе. В лунном свете всё стало легко и просто. Словно так и надо. Она обвила его ногу своей, приникая к нему ещё ближе.

Нет, наяву так не бывает.

Она лежала, прижавшись грудью к его груди, его рука – на её пояснице – впивалась пальцами в кожу.