Мне кажется, что сын печатника мог бы стать не менее важным персонажем, чем Реми.
— Похоже, вы хотите сделать из нее вертихвостку, то и дело влюбляющуюся во всех по очереди.
Саре показалось, что она ослышалась.
— Скольких женщин вы любили?
Теперь ей показалось, что то же самое почудилось и ему.
— Не вижу смысла в применении двойной шкалы ценностей.
Они скрестили взгляды, полные взаимной неприязни — и рассмеялись.
— Я любил лишь одну женщину.
Сара ожидала, что он вспомнит о жене — он был женат — или еще о какой-нибудь современнице, но нет, Стивен снова имел в виду Жюли.
— Теперь моя очередь утверждать, что вы забыли, — сказала Сара. — Но не в этом дело. Банально звучит, но искусство — одно, а жизнь — совсем другое» Вы этого как будто не замечаете. Если верить вам, то главное занятие Жюли в жизни — любовь, влюбленность.
— А разве не так?
— Да, она много любила. Но не это главное в ее жизни. Кроме того, не пойдет в наши дни пьеса о женщине, брошенной двумя любовниками и покончившей с собой. Публику не интересует романтическая героиня.
Никуда ей от этой темы не деться. Уж в который раз за этот месяц она возвращается к той же точке, к тому же камню преткновения.
— Но почему? Во все времена девушки встречаются с одной и той же проблемой. Так было и так пребудет вовеки.
— Слушайте, пусть об этом спорят те, кто пишет диссертации. Этика, эстетика… Я говорю вам то, что знаю по опыту, что мы имеем на практике. Еще в викторианскую эпоху потешались над благородными наивными глупышками. «Она была бедна, она была честна и в жертву богачу принесена». Помните эту песенку? Но я, кажется, поняла, чем горю помочь. — Сара решила утаить от Стивена, что решение нашла раньше. — Мы можем оставить ваш вариант. Но завершить его, увенчать, так сказать… Спросите, чем?
— Что ж… — вздохнул он, и Сара увидела, что в этот момент Стивен простился со своим детищем, каким он его знал и любил. Не теряя достоинства. Как и следовало ожидать от человека вроде него.
— Мы добавим то, что Жюли думала обо всем этом.
— Ее дневники?
— И не только. Ее музыку. Ее песни, переложение на музыку отрывков из дневников — они так и просятся на сцену. Жюли Вэрон сама прокомментирует то, что с нею происходило.
Он задумался, долго молчал.
— Удивительно, как ее, Жюли, всегда у меня отбирают. — Еще пауза. — Понимаю, понимаю, как это странно звучит. Я, конечно, свихнулся.
— О, мы все свихнулись, — утешила его Сара, подпустив в голос покровительственные материнские нотки. И сразу поняла, что легко не отделается.
— Позволительно ли узнать, на чем свихнулись вы? — И Стивен выжидательно уставился на собеседницу исподлобья.
— О, я, можно сказать, преодолела огни-воды и всякие там трубы и достигла высот здравого смысла. Залитых ясным светом, лишенных неожиданностей.
— Не верю.
Они обменялись улыбками; они, можно сказать, слились в общей улыбке. Ресторан опустел. Все, что следовало сказать, сказано — во всяком случае, на данной стадии общения. Пора расставаться.
— Больше не хотите ничего услышать о моей концепции пьесы?
— Нет-нет, сдаюсь. Во всем доверяюсь вам.
— Не беспокойтесь, мы с вами соавторы, наши фамилии будут указаны рядом на афише.
— Более, чем щедро.
Они медленно вытттли из ресторана, казалось, не желая расставаться. Простились, зашагали в разные стороны. Осознали, что почти три часа провели вместе, что общались, доверяя друг другу то, что не доверяли гораздо более близким людям. |