— Узнал, что я — Вероника Дредд? Мой голос он тоже слышал не раз — я часто бывала с отцом в порту и на корабле. Когда я бросила пиратство, мы оставили Витторио на Ямайке. Помнишь? Я купила ему дом и денег дала до конца жизни.

— Так вот почему после Мартиники мы зашли на Ямайку! — воскликнул почти с отчаянием старый штурман. — Мы там вовсе не Робертса искали. Ты нашла Витторио?

— Конечно. Он там и живет. В том доме, что я ему купила.

— Живет? Но я думал, ты…

Она посмотрела на старика с таким укором, что ему стало не по себе

— Знаешь, дядя Генри, я, конечно, дурной человек. Но слепого калеку убить было бы слишком даже для меня. Мне просто важно было услышать это от него самого. Пускай теперь живет с этим.

Оба некоторое время молчали. Со стороны гавани по-прежнему доносились крики рыбаков, разгружавших лодки, а на проходившей мимо камышовых зарослей дороге заскрипели телеги, груженные сахарным тростником. Время двигалось к полудню.

— Я пойду! — Вероника встала и так же легко, одним прыжком, вернулась из лодки на берег. — И мне очень важно, чтобы «Алмаз» вовремя пришел в лагуну.

— Придет, — твердо пообещал Генри Бэкли.

И, проводив девушку взглядом, вновь принялся набивать свою трубку.

Спустя сутки шхуна «Виолетта», пройдя мимо порта Чарлстон, бросила якорь в продолговатой лагуне посреди сплошь заросшего зеленью островка.

— А теперь надо ждать отлива, — сказала капитану Робертсу леди Аделаида (он до сих пор думал, что ее зовут именно так). — Людей можно отпустить на берег — напиться здесь негде.

Лагуна была в это утро особенно красива. На море стоял штиль, а здесь, в защищенной от ветров бухте, вода стала ровной, словно ее разгладили ладонью, и сияла великолепной голубизной.

— Наверное, так же было и в тот день, — тихо произнесла леди Дредд, оглядываясь по сторонам.

— В какой?

Бартоломью стоял позади нее, тоже любуясь лагуной. Он слышал звучавшее в ее голосе напряжение, но объяснял его иначе. Ведь очень скоро должно было решиться, найдут ли они сокровища магистра!

— Там, под берегом, есть пещера, — заговорила вновь Вероника. — Огромная подводная пещера, о которой и по сей день никто не знает. Даже во время отлива видна только небольшая щель, сквозь которую туда можно проникнуть. Именно ее отыскал когда-то, похитив старинный манускрипт, пират Анри де Граммон. Там, на дне, лежали сокровища тамплиеров. Де Граммон видел, что все их не увезти. Его люди ныряли целые сутки, один за другим извлекая из воды кожаные мешки с тяжелым грузом. Три корабля он отправил с сокровищами во Францию, один нагрузил для себя и отплыл на нем в Сан-Доминго. В пещере же оставалось еще в четыре раза больше сокровищ, чем он сумел извлечь, и де Граммон был уверен, что завладеет и ими.

И вот его корабль ушел по совершенно спокойному морю. И пропал. Никто не знает, что с ним произошло. Почти никто. Я знаю.

— И что же? — спросил Бартоломью, вдруг ощутив холод, хотя утро было теплым, почти жарким.

— Если только это правда… На другой день опустился туман. Такой, какого пират еще не видел на море, — не было видно совершенно ничего! И в этом тумане его корабль сел на мель. Там, где по карте ее не должно было быть. Де Граммон и его команда оказались на крохотном рифе, где не было ни воды, ни травинки. Долгие дни они ждали, что кто-нибудь придет им на помощь. Но никто не появлялся. Вода кончилась, люди стали умирать от жажды. Некоторые сходили с ума, бросались друг на друга с оружием. Каннибализма де Граммон не допустил: пока у него были силы, он держал в руках мушкет и твердил, что застрелит любого, кто покусится на человеческое мясо.