Он позвонил в семь утра в понедельник, и Женька долго не могла сообразить, какой стороной приставлять мобильник к уху.
Вадик был до крайности взбудоражен.
— Евгения! Полчаса назад номер с ветеринаром поступил в продажу. Как он?
— Если не помер за ночь, то хорошо. Вчера, во всяком случае, было все нормально.
— Вы циничны, Евгения. Как моя мумусичка?
— Кто? Ах, эта змея… Отлично. У нее новый друг, зовут Буран.
— Ой! А он ее не того?
— Чего? А… нет, он не сможет.
— Старенький?
— Очень большой. Чтобы добраться до Матильды, как до женщины, ему придется лечь на землю.
— Евгения! С кем вы там познакомили мою собаку?! Кстати, когда назначена операция?
— Я не знаю, Вадим Альбертович. Я всего второй день здесь, у доктора Долгачева много работы — он еще даже не осматривал Матильду.
— Хорошо. Теперь о деле. Слухи о порче просочились, представляете?
— Вот ужас-то…
— Евгения, это что за легкомысленный тон! Впрочем, ладно, дело ваше. Главное в другом. Вы можете контролировать звонки, которые поступают доктору Долгачеву?
— Легко. У него нет телефона.
— А мобильный?
— Вадим Альбертыч, совесть надо иметь? На мобильный он отвечает сам.
— Это плохо. Ладно. Вам следует ожидать появления наших конкурентов.
— Да они в жизни сюда не доберутся! Тут этих Караулов — как грязи…
Отвечая Вадику, Женька сползла с кровати и подошла к окну. Андрей, голый по пояс, делал зарядку. На поленнице дров сидел Серега в милицейском бушлате и задумчиво курил «Беломор». Матильда лежала на крыльце, изображая коврик, Лесик крался вдоль плетня, изображая тигра. Чуть поодаль паслись пестрые куры, на плетне сидел роскошной красоты петух и с интересом разглядывал крадущегося внизу Лесика… Вот кого тут точно нельзя было представить, так это коварных конкурентов из гламурных московских изданий!
Вадик тем временем не унимался.
— Евгения! В сегодняшнем номере «Московского Стиляги» и в двух приложениях к «Дрюч» вышли статейки, в которых прямым текстом говорится, что все модели с обложки «Самого-Самого» плохо кончают! А «Дрюч» еще и намекнул, что неплохо бы предупредить ни в чем не повинного сельского коновала о грозящей опасности. Каково?
— Вадим Альбертович, я сделаю, что смогу, но мне ведь еще статью писать…
— К черту статью! Кому она нужна, ваша статья!
— Но я думала… вы же сами позволили мне… опыт в журналистике…
— Евгения, журналистика в наше время никого не интересует. Всех интересует только объем продаж. А если слухи о несчастных случаях разойдутся, объем наших продаж сократится до ниже плинтуса. Я же знаю этот мерзкий «Дрюч», зря, что ли, пили вместе? Они пришлют своего репортера, и тот немедленно все расскажет вашему ветеринару.
— Во-первых, он не мой…
— Хорошо, нашему. Будет скандал.
— Да с чего? Думаете, Андрей… Сергеевич поверит в эту чепуху насчет порчи?
— Евгения, вы меня, конечно, извините, но вы дура. Меня совершенно не волнует, во что поверит или не поверит Долгачев. Если репортер «Дрюча» расскажет Долгачеву, что на самом деле вы за ним присматриваете, то Долгачев на вас разозлится, и вы присматривать за ним больше не сможете. Вы уедете в Москву, и я не удивлюсь, если сам же «Дрюч» и сорганизует тут же какую-нибудь диверсию…
Женька устало отвела трубку от уха. Ведь он верит в то, что говорит! Наверняка верит! Что ж это за работа такая придурочная…
— Евгения! Вы что молчите?
— Я вас слушаю, Вадим Альбертыч. |