Я катила Роджера к ванной, и колесо зацепилось за один из дорогих ковриков, всюду разостланных его родителями. Я испугалась, как бы он не сдвинулся и не опрокинул одну из их ваз, – все еще красивый рот Мэдисон превратился в узкую щель. – Его родители легко могли потратить десять тысяч долларов на какую-нибудь китайскую вазу, но так и не раскошелились на рельсы в ванной, сколько я их ни просила.
Воздух был полон болью Мэдисон, хотя она пыталась изо всех сил показать, что все прошло. Она зажгла новую сигарету. Ее подруги молчали.
– У него уже было лучше с ногами, но иногда случались спазмы – когда обе ноги вдруг резко выпрямлялись сами по себе. У меня периодически появлялись синяки на груди – там, где его ноги неожиданно ударяли во время этих спазмов. Я до сих пор не понимаю, как я могла забыть об этом, когда нагнулась, чтобы вытащить ковер из-под колеса. Я стояла на самом верху лестницы, а ноги Роджера вдруг выпрямились, ударили меня и, потеряв равновесие, я покатилась вниз…
Мэдисон опять сосредоточилась на сигарете. Элли и Лесли по-прежнему молча наблюдали за ней.
– Я потеряла сознание, и Роджеру пришлось добираться до единственного телефона – он был на втором этаже, в спальне родителей. Роджер не мог проехать в дверной проем, поэтому он прополз на руках через всю комнату. Выше пояса его тело оставалось все еще сильным, но все равно на это ушло какое-то время. А у меня… открылось кровотечение, – Мэдисон глубоко затянулась и медленно выпустила дым. – Ближайшая больница в пятидесяти милях от нашего дома. К тому же стояла зима… Роджер дозвонился до соседей, и они пришли, но сделать было уже ничего нельзя. Разве что вытереть кровь…
Мэдисон отвернулась и посмотрела в окно. – Когда приехала «скорая», у меня уже начались преждевременные роды. Ребенок прожил совсем недолго – он был такой крошечный… Меня отвезли в больницу, но остановить кровотечение можно было, только удалив матку…
Элли коснулась запястья Лесли. Она не посмела дотронуться до Мэдисон, так как догадывалась: эта гордая женщина не хочет ничьей жалости.
Мэдисон снова взглянула на подруг и вымученно улыбнулась.
– Теперь вы знаете, почему у меня нет детей. Но мы начали говорить о чем-то другом…
– Ты вспомнила лето, когда встретила Тома, – мягко сказала Лесли.
– Да-да… Это произошла как раз в то лето – после выкидыша. Я еще не оправилась, очень похудела и выглядела просто ужасно. И чаще, чем обычно, ссорилась с родителями Роджера. Они стыдились его увечий, поэтому держали его и меня запертыми на втором этаже. Родители не оборудовали ни одной лестницы под инвалидное кресло Роджера. Они говорили, что специальные скаты испортят общий вид дома. Мы с Роджером превратились в заключенных и смертельно надоели друг другу. Но, честно говоря, виновата в этом скорее я, чем он. Я была очень, ну… подавлена из-за ребенка.
– Точнее говоря, у тебя началась такая глубокая депрессия, что ты могла покончить с собой, – подсказала Элли.
– Именно! – отозвалась Мэдисон. – Я попросту сходила с ума от горя и одиночества. У меня стали даже выпадать волосы. Поэтому мы оба очень обрадовались, когда один из друзей Роджера по колледжу позвонил нам и пригласил провести две недели с ним и его семьей в летнем домике в штате Нью-Йорк. Этот парень тогда споткнулся о шланг, играя в футбол, и сломал себе ногу. Ему наложили гипс, а Роджер уже ходил на костылях, так что они решили провести две недели, жалея друг друга.
– А ты должна была быть у них на побегушках, – заметила Лесли тоном, позволяющим догадаться, что она прекрасно знает о подобных сценариях.
– Я была в этом уверена и стала уговаривать Роджера поехать без меня.
– Ты хочешь сказать, что просила его самостоятельно есть, одеваться, залезать и слезать с унитаза? И все это без тебя? – саркастически уточнила Элли. |