— Она тоже пришла покрасить волосы, и у нас с ней было достаточно времени для беседы. Женщина казалась подавленной: она только что получила очередное письмо с вежливым отказом — ее не могут принять на работу, в которой она крайне заинтересована.
Поскольку у Элизабет Тернер ритуал окраски волос в очередной новый цвет являлся одним из верных средств борьбы с депрессией, Джордж не сомневался, что обе дамы сразу же почувствовали взаимную симпатию. Он с трудом воздержался от весьма логичной реплики: безработная женщина легко нашла бы лучшее применение для своих денег, чем посещение дорогой парикмахерской. Но столь прозаическое замечание могло бы вызвать в ответ целую лекцию миссис Тернер о неспособности современных мужчин понимать женскую психологию.
— Несчастная женщина подробно рассказала мне о своих мытарствах в поисках хоть какой-нибудь работы за последние полгода, — продолжала сердобольная Элизабет, — и везде получала отказ. И никто, понимаешь, никто не захотел с ней побеседовать. — В голосе матери Джорджа звучало возмущение.
— Мама, пойми, — после небольшой паузы ответил Джордж, — на некоторые места приходят буквально сотни заявок в наши трудные времена. Руководитель предприятия или фирмы не может позволить себе тратить дни и даже недели на многочисленные беседы. Это просто бессмысленно.
— И как же ты определяешь, с кем будешь беседовать, а с кем нет? — не унималась Элизабет Тернер.
— У меня есть свои критерии: учитываю опыт работы, квалификацию…
— Но у моей знакомой есть и опыт работы, и высокая квалификация.
Джордж нетерпеливо пожал плечами.
— Значит, у других претенденток данные еще лучше. Или рекомендации убедительнее или солиднее.
— Но все эти рекомендательные письма — только слова, напечатанные на листке бумаги. А живой страдающий человек неужели никого не интересует?! — не сдавалась Элизабет.
— Да, интересует. Вот почему и проводятся предварительные беседы, мама, — невозмутимо ответил Джордж.
— Сколько заявок поступило к тебе по твоему объявлению? — требовательно спросила мать.
— Семьдесят три.
— А сколько человек ты пригласишь для личного разговора?
— Семь.
— Сколько времени у тебя уходит на одну беседу?
— Обычно пятнадцати минут хватает, чтобы все стало ясно…
— Тогда лишние пятнадцать минут не разрушат твоей карьеры! — торжествующим тоном заявила миссис Тернер. — В твоей власти дать единственный шанс Элен Уайт утвердиться в этой жизни. Я интуитивно почувствовала себя причастной к трагедии Элен — ведь это, оказывается, ты виноват в том, что молодая женщина разочарована, почти в отчаянии.
Джордж бессильно скрипнул зубами. Дурное предчувствие, охватившее его с момента возвращения матери из парикмахерской, превращалось в очевидную и неотступную реальность.
— Надеюсь, ты ничего ей не обещала, мама, — с нескрываемым беспокойством спросил Джордж.
— Признаться бедняжке, что мой сын бессердечен и жесток! Это — невозможно. Ты ставишь меня в безвыходное положение, Джордж.
— Мне очень жаль, мама, — кротко ответил он, понимая, что лишь благовоспитанность удерживает Элизабет Тернер в рамках приличия.
— А как бы ты себя чувствовал, получив письмо, которое разрушило твои надежды — вот в таких, с позволения сказать, выражениях… — Мать порылась в сумочке и извлекла на свет божий стандартное уведомление под копирку, которое рассылал Джордж. В ее голубых глазах полыхало негодование. — Ты пишешь: «Глубоко сожалею…»
Как можно глубоко сожалеть, если ты для этого человека не сделал ничего, палец о палец не ударил?
— Но это общепринятая вежливая форма обращения… — не очень уверенно оправдывался сын. |