— Кому-то приходится ездить и в форт Святого Августина. И это делаю я.

— А попутно навещаешь свою семью. Очень удобно.

Йен усмехнулся:

— Ты отлично знаешь, что я человек военный и езжу сюда вовсе не ради семьи. Хотя то, что она живет в Святом Августине, это действительно удобно. Но командование не случайно посылает в эти места именно меня. У меня гораздо больше шансов избежать по дороге встречи с мятежниками вроде тебя. Я хорошо знаю вашего брата и все ваши хитрости.

— Я не мятежник, Йен. Я врач.

— До меня доходили слухи о том, что ты принимаешь участие в боевых действиях.

— Когда в меня стреляют, я стреляю в ответ.

— Таким образом, у каждого северянина есть хороший повод послать тебе пулю в лоб. Впрочем, участвуешь ты в боях или нет, не имеет значения. Ты служишь врагу. На этой войне убили уже много врачей с той и с другой стороны.

— И гражданских тоже, Йен. Что же ты мне прикажешь делать, когда твои друзья пытаются меня укокошить? Подставлять им другую щеку?

— Нет. Не будем об этом. Я просто рад, что ты пока жив.

— Выжить — наша общая задача, — отозвался Джулиан.

Ему было неприятно думать о том, что его собственная семья раскололась в результате этой войны на две части, одни воевали за Юг, другие за Север, в стороне не остался никто. Ни они с Йеном, ни их сестра Тиа, ни двоюродные братья и сестры — Дженнифер, Джером, Брент и Сидни.

В глазах дяди Джеймса федеральное правительство являлось олицетворением зла. Оно уничтожало народ его матери — индейцев семинолов. Это правительство несло с собой разорение, смерть и страдания для людей. Поэтому Джеймс был ярым конфедератом. Его старший сын Джером заделался морским контрабандистом, проникавшим за пределы блокады, устроенной северянами вдоль южного побережья. Младший, Брент, служил врачом в армии северной Виргинии. Дженнифер одно время была разведчицей у южан. Ее мужа убили янки. Но рискованное ремесло едва не привело на виселицу и ее саму. Сидни работала в госпиталях южан, а в последнее время находилась в Вашингтоне и устраивала обмены пленными.

Йен взял сторону Севера, зная, что станет изгоем в собственной семье. Впрочем, ему симпатизировал их отец, Джаррет Маккензи, остававшийся сторонником единого государства. Джулиан и Тиа воевали на стороне Юга.

Все Маккензи регулярно переходили линию фронта, чтобы встретиться или передать весточки друг о друге. Это было опасно, но опасности их не останавливали. Все-таки родство оказывалось сильнее политических пристрастий. Джулиан довольно часто виделся с Джеромом, тот поставлял ему лекарства и препараты. С родным же братом он встречался гораздо реже.

Они были враги.

— Как Алана, Риса? Дети? — спросил Джулиан.

Йен ответил после секундной паузы:

— Все прекрасно и вполне благополучно. Давно видел мать и отца?

— Давно, но Тиа ездила домой пару недель назад и сказала, что там все нормально.

— Мне недостает стариков… — вдруг признался Йен. Он снял шляпу и утер ладонью испарину со лба. — Мне недостает дома и всего, что с ним связано. Помнишь старые времена, братишка, наши разговоры, споры?

— Думаешь, эта бойня когда-нибудь закончится? — вместо ответа спросил Джулиан.

Йен устремил на него суровый взгляд.

— Закончится. Со временем наше преимущество в живой силе и военной мощи скажется, и мы придушим Конфедерацию.

— Возможно… — столь же сухо сказал Джулиан. — Но есть и другой вариант. В наши дела вмешается сильная Европа, вынудит федеральные власти признать Конфедерацию и заставит их отпустить южные штаты на все четыре стороны подобру-поздорову.