Ливи хотела сделать себе имя, и Вашингтон был для этого самым подходящим местом. Она не гнушалась черной работы, хотя ее хрупкие, узкие кисти и тонкие пальцы выглядели так, будто привыкли иметь дело только с нарядами и драгоценностями. Кроме кожа цвета сливок и патрицианских черт несколько надменного лица, она обладала живым, цепким, острым умом. Она обожала скоростной темп новостей, но сохраняла при этом невозмутимый, отстраненный вид. Последние пять лет Ливи работала день и ночь, чтобы сделать видимость реальностью.

«В двадцать восемь лет, — сказала она себе, — можно покончить с сердечными бурями». Ей нужен только профессиональный успех. Друзья, которые у нее появились за полтора года работы в Вашингтоне, имели самое смутное представление о ее прошлой жизни. Свои личные проблемы Ливи держала за семью замками.

— С вами была Оливия Кармайкл, — произнесла она в камеру.

— И Брайен Джонс. Оставайтесь на нашем канале. Новости со всего мира от Си-эн-си. — Быстро отзвучала музыкальная заставка, красная лампочка на камере погасла. Ливи отколола микрофон и встала из-за полукруглого стола, за которым они читали новости.

— Классное шоу, — заметил оператор, когда она проходила мимо. Над головой погасли слепящие жаркие лампы. Ливи улыбнулась. Улыбка всегда преображала ее холодную, лощеную красоту. И она это частенько использовала с немалой выгодой для себя.

— Спасибо, Эд. Как твоя девушка?

— Готовится к экзаменам. — Эд стащил с головы массивные наушники. — Так что времени для меня у нее остается не слишком много.

— Зато будешь ею гордиться, когда она получит аттестат.

— Ага. Да, Ливи. — Он несколько смутился. — Знаешь, она просила меня узнать… — Эд от неловкости как-то сбился и замолчал.

— О чем?

— У какого парикмахера ты причесываешься? — выпалил он и, отвернувшись, стал протирать камеру. — Ну сама понимаешь, женский пол…

Ливи засмеялась и похлопала его по руке.

— У Армана на Висконсин. Пусть сошлется на меня.

Ливи быстро зашагала вверх по лестнице и извилистыми коридорами прямиком в информационный центр. Там было шумно. На смену дневной заступила вечерняя смена.

Репортеры, расположившись непринужденно, пили кофе. Другие яростно стучали на машинках, чтобы успеть с материалами к одиннадцатичасовым «Новостям». Пахло табаком, немного потом и вечным, не переводящимся в этих стенах кофе. Телеэкраны беззвучно демонстрировали программы, идущие по всей стране. На одном из них уже светилась знакомая заставка «Новостей Си-эн-си». Ливи стремительно прошла к стеклянной перегородке офиса директора отдела новостей.

— Карл! — Она просунула голову в дверь. — У тебя найдется для меня минутка?

Карл Пирсон навис над столом, скрестив руки и уставясь на телеэкран. Очки, однако, были засунуты под пачку бумаг. На стопке файлов перед ним балансировала чашка с остывшим кофе. Между пальцами была зажата горящая сигарета. Он что — то проворчал, и Ливи вошла, зная, что ворчанье означало согласие.

— Хорошее шоу, — сказал он, не сводя взгляда с двенадцатидюймового экрана. Ливи села и стала ждать, когда начнется рекламная пауза. До нее доносился скрипучий, жесткий голос Харриса Макдауэлла, нью-йоркского босса Си-эн-си. Вряд ли Карл услышит ее, когда говорит тяжелая артиллерия.

Оливия знала, что Карл и Харрис когда-то работали репортерами в Канзас-Сити, штат Миссури. Харрису Макдауэллу поручили сделать репортаж о президентской поездке по Далласу в 1963 году.