Он последовал за ней, неумолимо сократив расстояние между ними.

— Я хотел поставить этого труса перед фактом, что у него есть сын, которого он не захотел признать, и женщина, которую он оставил безо всякой поддержки.

Еще один шаг, и она спиной уперлась в белую стену конюшни, ощутив лопатками через тонкую ткань жакета неровность штукатурки. Она судорожно сглотнула.

— Возможно, он не знал…

— Нет, знал! — Темная фигура Рафаэло угрожающе нависла над ней. Его кулак опустился на белую стену рядом с ее головой. — Моя мать написала ему, когда узнала, что беременна!

— Возможно…

Ее голос прервался, когда он наклонился вперед. Его цепкие глаза были наполнены гневом, под нижней губой отчетливо был виден тонкий шрам.

Она совершенно не знала этого мужчину.

Что же заставило ее пойти с ним сюда, где их никто не мог увидеть? С внезапным ужасом Кейтлин осознала, что они совершенно одни в пустом дворе конюшни. Мало ли что может прийти в голову этому неуравновешенному человеку? Ее даже никто не услышит, если придется звать на помощь.

Усилием воли она взяла себя в руки:

— Возможно, письмо где-то затерялось.

— Моя мать написала ему снова. Она была в отчаянии. Вряд ли могли затеряться оба письма — Новая Зеландия все же не Марс.

В его глазах мелькнула такая боль, что у Кейтлин неожиданно для нее самой сжалось сердце. Рафаэло оттолкнулся руками от стены, и, к огромному облегчению девушки, расстояние между ними перестало быть таким угрожающе близким.

— Моя мать пыталась связаться с ним по телефону. И тогда Филипп Саксон дал понять, что не заинтересован в ребенке и не собирается ради нее оставлять свою жену. — Щемящая горечь, прозвучавшая в его голосе, вызвала у Кейтлин мурашки по коже.

Движимая состраданием, она машинально подняла руку, собираясь дружески ободрить его, но тут же отдернула, вспомнив, по какой причине они находятся тут.

— Это какая-то ошибка, — прошептала она, очнувшись от объявшей сердце жалости. Неужели хватило двух-трех слезливых фраз, чтобы предать Саксонов?

— Ошибки не было. Филипп Саксон сделал это, — с глубокой печалью в голосе сказал Рафаэло.

Кейтлин спросила себя: а каково было перенести все это его матери в то время? Тридцать лет назад общественное мнение было куда менее лояльным к таким вещам.

Но больше всех достойна была сочувствия Кей. Бедняжка! Не успели на глазах высохнуть слезы из-за погибшего сына, как на нее обрушился новый удар: спустя столько лет узнать, что муж нарушил клятву верности! Такое выдержит не всякий.

Кейтлин с решительным видом оттолкнулась от стены.

— Вы здесь не единственный, кто страдает. Филипп недавно потерял сына. Неужели у вас нет хоть капли жалости к нему? Я имею в виду, что вы оба… сейчас скорбите. Возможно, вы могли бы предложить ему…

Она подняла взгляд, но увидела только его надменно вздернутый подбородок.

— У меня нет никакого намерения предлагать ему что-нибудь, — отрезал Рафаэло. — Я не должен ему ничего.

У нее запылали щеки от его злобного упрямства.

— Он ваш отец и потерял сына. Почему бы вам…

Его черные густые брови грозно сошлись на переносице.

— Мой отец учил меня скакать на лошади, ловить рыбу, плавать. Он научил меня всему тому, что я знаю о вине. И он — не Саксон.

— Извините, — пробормотала она, не зная, что еще сказать.

Из его груди вырвался тяжелый вздох.

— И перед смертью тот, кого я всю жизнь считал своим отцом, признался, что они с матерью лгали мне: я не его сын.

Рафаэло был убежден, что его предали.