Попытался трубадур рассказать, как был наказан за грубость, но Анна не понимала, а на пальцах объясняться трудно. Решил тогда принц попробовать объясниться с ней тем же способом, как на ярмарке. Подошел, голову к своей груди прижал и заговорил. А красавица заулыбалась, разобрала все слова для нее предназначавшиеся! Долго они так беседовали и не заметили, как старуха ушла, и как день закончился, сменившись звездной ночью. А им уже и говорить не хотелось — без слов понятно, что обнявшись стоять намного приятнее. А потом они вдруг поняли, что целоваться еще приятнее. И повел принц Анну во дворец и объявил всем, что женится на любимой девушке, своей добротой остановившей черную хворь.

А доктора, из-за границы выписанные, Анну вылечили. Но не оставили молодые привычки разговаривать обнявшись, даже когда стали королем и королевой. И часто можно было услышать, как над озером разносится песнь о любви, исполняемая двумя голосами, один из которых безбожно фальшивит. Но это ведь не беда? О любви петь можно любым голосом, главное, чтобы в душе фальши не было.

— Кхе-кхе-кхе, — покашляла в кулачок старуха, отведав сладкого вина на свадебном пиру принца и Анны. — Хорошая получилась пара. Правда, пришлось приложить больше усилий, чем с Золушкой. Но дело того стоило.

Выпив следующий глоток вина в честь молодых, старуха задумалась, посмотрев вдаль, — Кто еще из моих красавиц несладко живет, но имеет доброе сердце и верит в любовь? Рапунцель? Белоснежка?

Улыбка озарила морщинистое лицо, — Белль! Милая девочка. Надо бы наведаться в страну, где живет Чудовище и заплутать в лесу ее отца. Мои крестницы достойны самых лучших принцев! Доброта и щедрость души всегда должны вознаграждаться любовью.

История шестая

Пять пар обуви моей бабушки

Англичане говорят: время деньги.

Русские говорили: жизнь копейка.

Что могут рассказать наши вещи? Очень многое. О нас, о нашей жизни, о нашей любви. Просто нужно уметь слушать.

Моя бабушка умерла. Я очень любила ее и не верила, что когда-нибудь она уйдет. Поэтому ее смерть стала неожиданностью, я плакала, сидя в опустевшем доме, и вспоминала время, когда мы были вместе. А вместе были без малого сорок пять лет. Но что происходило в остальные сорок четыре года, не знала. Бабушка уходила от ответов, переводила разговор на другую тему, но я всегда чувствовала, что было в ее жизни что-то, что она хранила вдали от посторонних глаз.

Убирая из дома вещи, которые уже не пригодятся, наткнулась на небольшой старинный сундук, стоявший на чердаке. Замка на нем не было, поэтому легко открыла крышку. Пыли на сундуке не оказалось, петли были смазаны, видимо туда часто заглядывали. В темном нутре обнаружилось несколько свертков. Лежащее в них оберегали, это было видно по кускам тряпиц, в которые они были завернуты.

Вот самый маленький сверток. Разворачиваю — это оказывается детское одеяльце с ручной вышивкой и пожелтевшими от времени кружевами. Монограмма на особо расшитом краешке состояла из двух букв «Е.Г.» Это первые буквы бабушкиного имени и фамилии — Евдокия Горбатовская. В одеяле обнаружились крошечные пинетки. Они были сделаны из тончайшей зеленой кожи, с искусно вырезанным узором по краю и тоненькими шелковыми тесемками, заканчивающимися цветочками из той же кожи.