Изменить размер шрифта - +
Пустая иллюзия -
ибо он дошел до такой крайности,  что  не  мог  вспомнить,  что
обозначают  напо-миналовки,  которые он рассовывал по карманам:
он обегал дом в поисках очков, которые сидели у него  на  носу,
без  конца проворачивал ключ в уже запертом замке, читая книгу,
все время забывал, что происходило до этого и кто  есть  кто  в
повествовании.  Но главное, его беспокоило, что он все меньше и
меньше мог полагаться на свой разум, он чувствовал: постепенно,
с гибельной неотвратимостью рассудок уходит.
     Не из науки, но  из  собственного  опыта  доктор  Хувеналь
Урбино  знал,  что  у  большинства  смертельных болезней - свой
особый запах  и  что  самый  особый  запах  -  у  старости.  Он
улавливал  его  у  трупа,  лежавшего  на  прозекторском  столе,
различал у пациентов, старательно скрывавших возраст, находил в
своей потной одежде и в ровном дыхании спящей жены. Не будь  он
тем,  кем он по сути был, - старорежимным христианином, - может
быть, он согласился бы с Херемией де Сент-Амуром, что  старость
- неприлична  и  ее  следует  вовремя  пресекать.  Единственным
утешением для таких, как он, в свое время  настоящих  мужчин  в
постели,  было  медленное  и  милосердное убывание сексуального
аппетита: на смену ему пришел покой. В восемьдесят один год  он
имел  достаточно  ясную  голову, чтобы понимать: теперь к этому
миру его привязывают лишь слабые  ниточки,  которые  могут,  не
причинив  боли,  оборваться  просто  от  того,  что  во  сне он
повернется на другой бок, и если он делал все возможное,  чтобы
сохранить  их,  то лишь потому, что боялся в потемках смерти не
найти Бога.
     Фермина Даса тем временем занималась приведением в порядок
спальни, разоренной пожарными, и около четырех  часов  принесла
мужу,  как было заведено, стакан лимонада со льдом и напомнила,
что пора одеваться и идти на  похороны.  Под  рукой  у  доктора
Урбино  в  этот день лежали две книги: "Непознанное в человеке"
Алексиев Карреля и  "История  Святого  Михаила"  Акселя  Мунта.
Последняя  была  еще  не  разрезана;  он  попросил Диану Пардо,
кухарку, принести нож из слоновой кости для разрезания  бумаги,
который  он  забыл  в  спальне.  Но  когда нож принесли, доктор
Урбино, заложив страницу конвертом с письмом, внимательно читал
"Непознанное в человеке";  ему  оставалось  совсем  немного  до
конца  книги.  Он  читал  медленно,  с трудом пробираясь сквозь
бившуюся в голове боль, в которой он  винил  полрюмки  коньяку,
выпитого  в  конце  обеда.  Отрываясь  от чтения, он отхлебывал
глоток лимонада или грыз кусочек льда. Он  сидел  в  носках,  в
рубашке     без     стоячего    воротничка,    со    спущенными
полосато-зелеными подтяжками, и ему неприятна была даже  мысль,
что  надо  одеваться  и  идти  на  похороны.  Скоро он перестал
читать,  положил  книгу   на   другую   и   принялся   медленно
покачиваться  в  плетеной  качалке,  хмуро  глядя  на банановые
заросли во дворе, на ободранное манговое  дерево,  на  крылатых
муравьев,  вылетевших  после  дождя,  на  мимолетное сияние еще
одного дня, который уходил безвозвратно.
Быстрый переход