А мысль о том, что мой браслет остался лежать на той аллее, выбила меня из колеи с дьявольской эффективностью. От Дублина меня отделяли часы полета и тонны камней.
Мэллис был прав: без браслета меня никогда не найдут, ни живую, ни мертвую. После смерти Алины маме и папе осталось хотя бы ее тело. Мое же они никогда не похоронят. Как они переживут то, что вторая их дочь исчезла без следа? Я не могла даже думать об этом.
На Бэрронса можно было не рассчитывать. Точно так же как и на В'лейна: если бы он наблюдал за мной, он бы уже прекратил все это. Он не позволил бы Мэллису так со мной обращаться, а значит, принц Видимых пребывал сейчас где-то вне досягаемости, возможно, выполняя поручение своей Королевы, и в человеческом мире может пройти много месяцев, прежде чем он снова вернется сюда. Оставалась Ровена и строго контролируемая ею группа ши-видящих, а эта женщина давно уже определилась со своей позицией: «Я никогда не рискну десятью жизнями, чтобы спасти одну».
Мэллис был прав. Никто не придет мне на помощь. И я умру здесь, в этой жалкой темной дыре, в компании гниющего монстра. И никогда больше не увижу солнца. Никогда не почувствую под ногами ни травы, ни песка. Никогда не услышу ни одной песни, никогда не вдохну воздуха родной Джорджии, пропитанного ароматом магнолий, никогда не попробую маминых жареных цыплят и персикового пирога.
«Я собираюсь парализовать тебя», – неторопливо сообщил мне невероятно холодный голос.
Страдания, которые Мэллис намеревался причинить мне, лишив мое тело способности двигаться, были слишком жуткими, мой мозг отказывался в это верить, а уши не хотели этого слышать. Я прекратила слушать его. Я больше ничего не слышала.
Надежда – очень странная штука. Без нее мы просто ничто. Надежда питает нашу волю. А воля правит миром. Пусть я и страдала от недостатка надежды, но у меня оставалось еще кое-что: воля, отчаянное безрассудство и… еще один шанс. Мерцающий золотом и серебром, инкрустированный сапфирами и ониксами шанс.
Я недавно поела и еще не была сильно покалечена, и одна моя рука по-прежнему меня слушалась. Кто знает, в какой форме я буду завтра? Или послезавтра? В этом месте я не могла позволить себе думать о будущем. Возможно, у меня больше никогда не будет такого хорошего самочувствия, как сейчас. Начнет ли Мэллис накачивать меня психотропными препаратами, как обещал? Мысль о том, что я потеряю контроль над собственным рассудком, пугала меня больше, чем обещанное им усиление боли. У меня не будет даже мысли о том, что я могу сопротивляться. Такого со мной произойти не должно.
Так что сейчас или никогда. Мне нужно знать: достаточно ли я выдающийся человек? Другой возможности это выяснить мне может и не представиться. Не исключено, что в следующий раз вампир прикует меня к стене. Или к чему-нибудь похуже.
Он продолжал говорить, не обращая внимания на то, что я веду себя как глухая и даже не вздрагиваю в ответ на его пассажи. Это было представление, ради которого он жил. В его желтых глазах горел сумасшедший огонь.
Когда Мэллис снова наклонился ко мне, я рванулась вперед, словно пытаясь обнять его. Он замер. Я успела сунуть здоровую руку под плащ, схватить амулет и вцепиться в него изо всех оставшихся сил. Ощущение было такое, словно мои пальцы сомкнулись на глыбе сухого льда. Металл был настолько холодным, что почти обжигал; казалось, он сейчас прожжет мою ладонь до кости. Я постаралась отвлечься от боли. В первую секунду ничего не произошло. А затем темный огонь, светящийся синим и черным, начал пульсировать под плащом, между моих пальцев.
Я получила ответ на свой вопрос. МакКайла Лейн была потенциально великой личностью!
Я попросила амулет дать мне немного сил и карту, чтобы выбраться отсюда. Я дернула, но цепь состояла из крепких звеньев, и они выдержали. Я не могла ее порвать. Это напомнило мне о том, что голова предыдущего владельца амулета была практически оторвана цепью. |