Если судить по тону, дела в Нью-Йорке устроились как нельзя лучше. Только один раз она слышала у него такой взволнованный голос. Это случилось, когда Митч обскакал своего конкурента и получил сенсационную новость. И, готовясь лечь спать, она решила, что, наверно, в Нью-Йорке прекрасно встретили его как автора будущей книги.

Но, лежа на кушетке в нижней гостиной, одна в доме, пустынном, тихом, она снова и снова возвращалась мыслями к услышанному. Нет, видимо, Митча взволновало что-то более важное, чем контракт на книгу. Он снова собрался уезжать. Она предвидела это. Но беда в том, что Митч, если чутье ее не обманывает, надеется уехать вместе с ней. Хм, а почему бы нет? Разве однажды она уже не потащилась за ним в Ливан, ни секунды не колеблясь?

Но сейчас все совсем по-другому. Ей ужасно не хотелось ехать. У нее вызывала протест сама мысль о том, что придется бросить родных, работу, друзей и мчаться в какую-нибудь прифронтовую зону. Ей невыносимо было представить себя там. Она ненавидела ежедневные бомбежки, ее приводила в содрогание гибель невинных детей. Она ненавидела чувство, от которого узлом стягивало желудок, когда Митч куда-то исчезал, иногда на несколько дней. Ведь тогда доктор в американской университетской больнице предупредил ее, что если она не научится расслабляться, то к двадцати пяти годам ее ждет язва желудка!

Эланна училась расслабляться. Пробовала самогипноз, биофидбек, визуализацию. Ничего не помогало. Тогда доктор прописал ей физические упражнения. Но однажды, когда она каталась на велосипеде вдоль реки Хамра, бомба взорвалась прямо перед редакцией газеты «Ан-Нахар» через считанные секунды после того, как она миновала ее.

Наконец она попыталась приспособиться, преуменьшая свои страхи и стараясь разделять энтузиазм, с каким муж относился к работе. Но и это не дало эффекта. И получилось так, что Эланна не мечтала вернуться домой в Штаты только в те минуты, когда лежала в постели с Митчем. К несчастью, они не могли проводить всю жизнь в постели.

Эланне так и не удалось уснуть, она пошла в кухню, поставила на огонь кофейник и включила радио. Покрутила колесико и нашла станцию, транслирующую классическую музыку. Передавали Шопена, который должен был успокаивать, но успокоение к ней не пришло. Всю ночь Эланна крутила колесико и слушала станции и голоса, голоса...

Под утро, сидя в темной кухне и потягивая кофе, она слушала признания одиноких людей, которые жаловались, что сон для них – недостижимая мечта. О Боже, кажется, эта ночь никогда не кончится.

Вылет с аэродрома «Ла-Гардия» откладывался на сорок пять минут. Эти сорок пять минут показались Митчу вечностью. Ему не терпелось вернуться в Сан-Франциско. Поделиться новостью с Эланной. Но главное – поговорить по душам, а то что же получается – они живут как чужие люди.

Насколько Митчу не терпелось обсудить будущее, настолько он еще не был готов рассказать о прошлых пяти годах. Вероятно, рассуждал он, Эланна не захочет слушать отвратительную правду. В конце концов, даже после возвращения испытанное оставалось его глубоко личным переживанием. Если на то пошло, люди, выражая сожаление по поводу того, что случилось, боялись услышать подробности мрачной истории. Ведь предпочтительнее и даже безопаснее для собственного комфорта думать о пережитом им кошмаре в абстрактных понятиях. А неприятные грани современной жизни каждый может увидеть в вечерних новостях.

Когда самолет достиг положенной по курсу высоты в тридцать тысяч футов, Митч подумал, как изменилась его жизнь за последние шесть лет, с того дня, когда на лугу с полевыми цветами он впервые предавался с Элли любви.