— Я бы сказал, что это предложение, от которого они не смогут отказаться. — Рамон цинично улыбнулся. — Для тебя так важно выгородить Джейсона Сэвилла?

— Не надо тревожить мертвецов. — Кейти вытащила из вазы увядшие маргаритки и бросила их в мусорную корзину. — Я собираюсь уходить, Рамон. — Она окинула взглядом больничную палату. — Конечно, это не «Вальдорф», но здесь я получила возможность серьезно поразмыслить насчет своей жизни. — Она села на кровать и посмотрела на Рамона. — Теперь я снова становлюсь честной, Рамон. И начну с того, что расскажу тебе правду о себе.

Рамон глубоко вздохнул. Он не был уверен, что хочет это услышать.

— Это официально, Кейти? Если да, то я должен вновь открыть дело, привести кого-нибудь сюда, чтобы…

— Нет. Нет, это неофициально, хотя ты услышишь все, что угодно, когда начнется следующая избирательная гонка. Видишь ли, у меня есть тайная договоренность насчет того, чтобы баллотироваться на пост вице-президента.

Рамон задержал дыхание.

— И Сэвилл об этом знал?

— Да. У него были неплохие связи в Вашингтоне. Ну, как бы то ни было, Пан решил, что он хочет руководить моей избирательной кампанией. Собственно, он этого потребовал. Я разозлилась и сказала, что он и так слишком долго контролировал мою жизнь, и черт меня возьми, если я еще уступлю его «просьбам».

— Вроде передачи трех миллионов долларов практически ему в руки?

Кейти покраснела:

— Мы все потом согласились с тем, что это была ошибка. Надо было тогда приложить Пана мордой об стол.

— В общем, ты сюда приехала, чтобы образумить Сэвилла, и взяла для подкрепления обеих подруг.

— Да, можно так сказать. Один за всех и все за одного. Хотя у Чесс и Тимбер были и свои проблемы с Паном. Он злился на Чесс за то, что она не пригласила его на какой-то важный для него прием…

— Звучит так, как будто он психопат.

— Ты уловил суть дела! Если бы ты слышал, что он говорил Тимбер, когда она сказала, что скорее подаст в отставку, чем рекомендует его в члены Национального совета по искусству! Он очень хотел занять этот пост — так же как хотел быть в списке приглашенных у Вандерхофа и водить дружбу с большими людьми в Вашингтоне в качестве руководителя моей избирательной кампании. Ну, — с мрачным выражением лица сказала Кейти, — мы решили, что с нас довольно, и вполне определенно сказали ему об этом. К тому времени его дурацкая яхта была уже в открытом море и, разумеется, попала в шторм.

Рамон вновь зажег свою потухшую сигару. Кейти была слишком возбуждена, чтобы протестовать.

— Должно быть, почувствовав себя в меньшинстве, он стал вам угрожать?

Кейти кивнула, ее глаза были полны гнева.

— Он сказал, что пришло время рассказать правду о том, как мы были созданы, о том, что богатые и надежные маленькие миры, в которых мы живем, явились прямым воплощением его замыслов. И что он клянется Богом — если мы с ним не поделимся, то он их разрушит!

Тяжело дыша, Кейти остановилась. Рамон подождал, затем тихо спросил:

— Как?

— Когда я училась на первом курсе, меня изнасиловали, — опустив голову, прошептала Кейти. — Я сделала аборт. Тогда это было незаконно, помнишь? Пан сказал, что напишет об этом в «Фейсиз» — знаешь, этот гнусный листок, который все презирают, но тем не менее читают?

Рамону пришлось сдерживать свои эмоции. Его элегантную милую Кейти изнасиловали! В нем кипел гнев.

— Бедная детка, — наконец сказал он. — Могу себе представить, что ты пережила…

— Ты можешь себе также представить, как этот скандал мог повлиять на мои позиции в Вашингтоне! Рамон, чтобы завоевать положение в консервативной фракции, мне понадобились годы! А теперь многие помогают мне проводить через комитет законодательство о правах женщин, подвергшихся насилию.