— Олга, надо кушать. Иди столовая. Надо кормить будущий малыш. Голодовать не надо.

Она достала носовой платок и вытерла обильный пот со лба.

— Жарко. Очень жарко. Это вредит будущий малыш. Почему молчит кондиционер?

— Откуда я знаю, почему он молчит, — пробубнила я и откровенно зевнула.

— Нельзя, чтобы он молчал, не положена Надо работать.

— Откуда я знаю, как он включается. Они у нас в городке только в окнах новых русских висят и в каких-нибудь дорогих фирмах…

Стукачка покачала головой и со словами: «Ая-яй!» — подошла к окну и включила кондиционер.

Я приподнялась с дивана и стала массировать отекшие руки.

— Вот так хорошо, — пропела стукачка и встала у входной двери. — Так очень хорошо.

— Еще бы. Кондиционер заменяет прогулку на свежем воздухе. Одним словом, тюрьма с удобствами.

По всей вероятности, стукачка не поняла моего юмора и замотала головой:

— Это не тюрьма. Тюрьма очень плохо — Плохо для русской девушки…

Направившись следом за ней по еле освещенному коридору, в котором не было ни одного окна, я попала в небольшую комнатку, которая, по всей вероятности, и была столовой. За круглым столом сидела заметно скучавшая девушка и нервно теребила салфетку. Сев рядом с незнакомкой, я тихо спросила:

— Ты русская?

— Русская.

Посмотрев на сильно выпирающий живот незнакомки, я продолжала расспросы:

— Ты здесь давно?

— Два дня. Я позавчера прилетела.

— Надо же, а я вчера. Тебе тут нравится?

— Не знаю. Мне главное получить деньги — и вернуться домой. Тебя как зовут?

— Ольга, — я улыбнулась и протянула руку. Та крепко ее пожала и улыбнулась в ответ:

— А я Дина. Я из Москвы.

— А я из провинции, объявление в одной из газет встретила.

— Я тоже.

«Стукачка» тем временем принесла обед, поставила стул к стене, села напротив нас и скрестила руки на груди.

— Не надо говорить. Надо кушать. Кушать и молчать, — произнесла она строгим голосом.

Преодолевая проклятую тошноту, я засунула в рот несколько ложек супа, а потом почти шепотом спросила Дину:

— У тебя кто будет?

— Мальчик.

— Это хорошо.

— Чего хорошего? Я же не для себя рожаю.

— Это для фирмы хорошо, — пояснила я с видом настоящего знатока. — Мальчики ценятся больше. Их проще определить в семью. Для них усыновителей хоть пруд пруди. Как правило, мальчик — это продолжатель рода.

— А у тебя кто?

— Девочка.

— Так что, ее никто не усыновит?

— Говорят, что усыновят.

— А за мальчиков больше денег дают?

— Да нет. Говорят, одинаково.

Наша «стукачка» заметно изменилась в лице, побагровела и погрозила нам пальцем.

— Я же сказала, что русская девушка должна есть и молчать. Молчать! Я пожалуюсь ваша фирма.

— Одно слово — тюрьма, — пробубнила я, уткнувшись в тарелку.

Последние месяцы беременности оказались для меня самыми тяжелыми. Порой тошнило с такой чудовищной силой, что у меня даже кружилась голова.