Интересно, а вообще бывают счастливые люди? Как же сильно я хочу вернуться на родину и как же страстно и преданно я ее люблю. Еще совсем недавно я мечтала только об одном — уехать от этой нищеты и равнодушия окружающих, забыть мир, в котором выживают только те, кто умеет воровать, где все куплено. Только сейчас и здесь я поняла, как сильно люблю свою непутевую родину и как мечтаю вернуться обратно. Я болею за нее душой и хочу ей помочь, хотя понимаю, что не могу ничего сделать, ничего.
— О чем задумалась? — перебила мои мысли Галина.
— Да так.
— Ладно, думать некогда, пора действовать.
На пожарном щитке висела небольшая лопата, которая так и просилась в руки.
— Одна, — грустно покачала я головой.
— А нам одна и нужна.
— Вторая может быть у могилы. Когда я капала и меня увидел Лев, я же бросила ее там.
— Точно! Хреново, если Лев очухался и решил проверить то место, где ты копала. Вдруг он выкопал эту бабу и прошмонал ее карманы!
Небольшой порыв ветра слегка приоткрыл дверь мотеля. Мы испуганно переглянулись.
— Что это? Странно, что дверь не закрыта на щеколду.
Галина ничего не ответила и распахнула дверь пошире. Мы вошли в коридор. Дверь в комнату стукачки тоже была открыта. Галина тихонько вскрикнула и прислонилась к стене. С кровати, где обычно спала стукачка, свисали мужские ноги, одетые в черные, довольно модные ботинки. Я почувствовала, что задыхаюсь. Первой опомнилась Галина. Взяв меня за руку, она вошла в комнату. На кровати с черным отверстием во лбу лежал браток, которого я видела всего один раз, когда он сидел в столовой рядом с Диной, вытирающей окровавленный нос. Все говорило о том, что стреляли в упор. Я поймала себя на мысли о том, что его судьба не вызвала у меня жалости или сочувствия. Он был очень крупным, весил более ста килограммов. Жирное неподвижное лицо напоминало мерзкую дохлую крысу.
— Ты его знаешь? — нарушила молчание Галина.
— Да.
— Кто это?
— Я не знаю его имени. Знаю только, что он довел Дину до смерти. Когда понял, что она умирает, пытался вызвать врача, но уже было поздно.
— Все понятно. Значит, собаке собачья смерть.
— Собаке собачья смерть, — повторила я Галинины слова.
На полу валялся пистолет, который, по всей вероятности, был брошен убийцей. Галина подняла его и проверила обойму.
— Смотри-ка, боевой. Даже патроны в патроннике есть. И какой дурак его выкинул?!
— Брось, он же засвеченный. Из него стреляли, сейчас на нем числится преступление.
— А нам-то что до этого преступления? — возразила Галина. — Мы же не дураки отказываться от оружия. Если эту пушку подберем не мы, то подберут другие. Пушка нынче в цене, да и мало ли, может, и пригодится.
— Ты предлагаешь взять ее с собой?
— Ну понятное дело, не оставлять же ее здесь. Хороший пистолет. 32 калибр.
— Делай как знаешь, — еле слышно пробормотала я.
— С пистолетом нам будет намного спокойнее. А теперь уходим. У нас своих дел по горло.
В это момент снизу, по всей вероятности, из подвала дома, послышались громкие, почти нечеловеческие крики, прерывавшиеся таким страшным стоном, от которого застывала кровь в жилах.
— Что это? — спросила я едва слышно.
— Понятия не имею. Ужас какой-то… Вопль повторился. Я съежилась и потянула Галину к выходу.
— Берем лопату и уходим отсюда к чертовой матери. Я не могу это слышать.
— А вдруг кому-то нужна наша помощь?
— Но мы не можем помочь. |