– Сочельник и Рождество – это прежде всего элементы маркетинга и рекламы. А иначе как сын плотника из захолустной Галилеи стал бы идолом, сравнимым с твоими Мадонной и Майклом Джексоном. Весь этот его отдел рекламы, двенадцать апостолов вместе с самым медиальным, Иудой, – это одна из первых хорошо организованных кампаний, которая прорекламировала настоящую звезду. Чудеса, толпы женщин, следующих за идолом из города в город и готовых снять трусики по его первому знаку, массовая истерия, воскрешения и вознесения. У Иисуса, если бы он жил сейчас, был бы агент, юрист, электронный адрес и сайт в интернете.

Возбужденная своими рассуждениями, она с воодушевлением продолжала:

– У них имелась стратегия, и Библия это описывает в подробностях. Без хорошей рекламы невозможно потрясать империи и вводить новую религию.

– Мама, что ты говоришь, какая стратегия, – умоляющим голосом прервала она, – какой отдел рекламы? Они же видели в нем Сына Божия, Мессию.

– Да? Некоторые из тех девиц, которые проводят ночи перед отелем Джексона под дождем или на морозе, тоже думают, что Джексон – это Иисус. Иисус, доченька, – это просто-напросто идол поп-культуры. А то, что ты говоришь, это все легенды. Точно так же, как та, про ясли, про пастухов со слезами на глазах, про вола и осла. Потому что историческая правда совершенно другая. Не было никакой переписи населения, которая заставила Марию и Иосифа отправиться в Вифлеем. Это известно даже тем, кто не является теологом.

Она закурила сигарету, глубоко затянулась и продолжила:

– И даже если бы перепись была, ей не подлежали бы такие бедняки, как плотник из Назарета. Для этого надо иметь или землю, или рабов. Кроме того, перепись должна была совершаться в Иерусалиме. Единственная дорога из Назарета в Иерусалим вела через долину Иордана. В декабре долина Иордана заполнена грязью по шею высокого мужчины. А Мария не была великаншей и была, как помнишь, беременна Иисусом, – закончила она, усмехнувшись с легкой издевкой.

Она не могла в это поверить. Даже если это и правда, – а вероятнее всего, так оно и есть, потому что мама ее славится тем, что говорит правду, главным образом научную, за что и стала доцентом уже в тридцать четыре года, – надо ли было говорить ей это за два дня до Сочельника, раз она так переживает и так сильно верит? И так ждет этого дня?

Она помнит. Именно тогда, у этого окна, она решила больше никогда не слушать то, что вздумает ей сказать мама после слова «доченька». Когда через несколько лет она рассказала про тот разговор своей лучшей подруге Марте, та прокомментировала это настолько язвительно, насколько умела:

– Потому что твоя мама как современная гетера. В Древней Греции так называли образованных и начитанных женщин. Они по большей части были одинокими, потому что ни один мужчина не хотел их. А твоя мать вдобавок еще и борющаяся гетера и хочет самостоятельно объяснить мир. Но это вовсе никакая не самостоятельность. Если человек сам себе часто это делает, это вовсе не означает, что он самостоятельный. Твоя мать как такой человек.

Хотя это было уже так давно, она всегда в Сочельник думает об этом. И об отце. Иногда, особенно в последнее время, она прижимается к нему вовсе не из нежности, желания близости или грусти. Прижимается, чтобы компенсировать ему ледяную холодность его сверхорганизованной жены. Она думает, что таким способом привяжет его к себе и к дому. Если бы она была мужем ее матери, то уже давным-давно ушла бы от нее. Не выдержала бы такого холода. Потому что ее мать способна быть холодной, как жидкий азот. А он выдерживает и не уходит. Она знает, что он здесь только ради нее.

Сегодня она поступит так же. Так же прижмется к нему и обнимет. И он, как всегда, будет удивлен, положит голову ей на плечо, крепко обнимет, поцелует в шею и шепнет: «Дочурка», а когда она отпустит его, глаза будут покрасневшие и он будет так смешно делать вид, будто ему что-то попало в глаз.