Бомбардир услышал, как скрипнула дверь. Потом раздались тихие шаги. Он открыл глаза и увидел Ника.

— Ну, что еще, сержант?

— Мои поздравления, приятель. Я имею в виду девчонку. Ты классно ее уложил. А, впрочем, с такой дурехой только ленивый бы не справился…

Бомбардир рванулся, пытаясь добраться до Ника.

— Заткнись, сукин сын! Она стоит десятка таких, как ты. Ты не достоин чистить ей туфли!

— И ты тоже.

— Да. Но только между нами есть разница, потому что, в отличие от тебя, я это понимаю. А теперь убирайся! Я спать хочу!

Бомбардир отвернул голову к стене, а Ник, прихрамывая, вышел. Хлопнула дверь, и настала тишина. Бомбардир ничего больше не слышал, но за ширмой ему почудилось какое-то смутное шевеление. Внезапно он почувствовал запах духов, повернулся и увидел склонившуюся над ним Дженни.

— Ох, Бомбардир! — сказала она. — Ну и что мне с тобой делать?

Ник сел на стул рядом с кроватью Мэллори, чтобы отчитаться о последних событиях. Благодаря своему положению, старший инспектор получил в частном крыле больницы отдельную палату. В углу, на столике, уже стояли цветы. А через час к нему должна была приехать жена.

— Значит, ты оставил их вдвоем?

Ник кивнул.

— Думаю, на этот раз он не сбежит.

— А что с ногой? Очень скверно?

— Врачи говорят, что, вероятно, он навсегда останется хромым. Однако могло быть и хуже.

— Во всяком случае, по крышам ему больше не лазить, — подытожил Мэллори.

— Есть обстоятельство, из-за которого эта травма может оказаться для него благословением, — заметил Ник.

Мэллори покачал головой.

— Принимая во внимание его прошлые подвиги, боюсь, что нет, сержант. Кто однажды ступил на скользкую дорожку, будет идти по ней до конца. А Дойль настоящий виртуоз своего дела. Способный, изобретательный и с недюжинным интеллектом. И, попомните мои слова, он найдет себе какое-нибудь столь же сомнительное занятие.

В его словах была доля истины, однако Ник не собирался сдаваться без боя.

— Но если бы он не сбежал из больницы, Дженни Кроузер стала бы пятой жертвой Фолкнера, а мы не продвинулись ни на шаг вперед. И потом, вы должны признать, что без его помощи нам бы скверно пришлось на крыше.

— Именно так рассудит общественное мнение и пресса, — вздохнул Мэллори. — Так что можете не вбивать мне этого столь усердно в голову. И, возможно, вас заинтересует тот факт, что я уже подал ходатайство в пользу Дойля, засвидетельствовав, что он заслуживает всяческого снисхождения.

Подавленность слетела с Ника, как увядший лист с дерева.

— А что это может означать? Амнистию?

Мэллори рассмеялся.

— Нет, конечно. Но, если повезет, его освободят через десять месяцев, как и должны были, если бы он не сбежал.

— Совсем неплохо, господин инспектор!

— Наоборот. Плохо — и даже очень. Потому что он опять примется за старое. Вот увидите.

— А я готов побиться об заклад на все свои деньги, что Дженни Кроузер удастся вернуть его на путь истинный. — Ник встал. — Однако мне пора. Вам нужен отдых.

— Вам тоже, сержант.

Ник был уже на пороге, когда Мэллори его окликнул.

— Да, господин инспектор?

— Это насчет нашего предыдущего пари. Я был прав в том, что касается Филипса. Как я и говорил, это он убил Грэйс Паккард. Но, принимая во внимание остальное, я решил вернуть вам ставку. И без дискуссий.

Мэллори здоровой рукой выключил свет, а Ник вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Спустившись лифтом в холл, он увидел Джека Брэди, который беседовал с медсестрой из ночной смены.