Джек Хиггинс. Любовник ДождяНик Миллер – 3
Пролог
Полицейская машина развернулась на углу улицы и остановилась у обочины рядом с фонарным столбом. Водитель, не выключая двигателя, с усмешкой обратился к пассажиру: — Ты, верно, хотел бы, чтобы кто-нибудь другой дежурил в такую ночку, а?.. Но, прости, прости, ведь я забыл, что ты любишь свою работу… Того, что ответил полицейский, Генри Джозеф Дуайр, лучше было не повторять вслух. Но когда он остался стоять в одиночестве у бровки тротуара, в своем шлеме и накидке, прислушиваясь к шуму удаляющегося в темноте автомобиля, его лицо приняло странно меланхолическое выражение. Дождь лил, не утихая, и в свете фонаря его серебряные струи каскадами обрушивались на асфальт. Дуайр повернулся и хмуро зашагал по улице. Было только десять часов, а ему предстояло провести на дежурстве всю эту сырую и промозглую ночь. Улочка была пуста, поскольку с некоторых пор в ночное время в городе безраздельно хозяйничал страх, пробиравший даже такого бывалого парня, как Джо Дуайр. «Спокойно, приятель, — сказал он себе, — скоро со всем этим будет покончено». Он остановился на углу и бросил взгляд на расположенный по другой стороне улицы бар — единственный оазис света посреди окружающей темноты. Перед началом дежурства не мешало бы промочить горло чем-нибудь горячим, к тому же ему нужно купить сигареты. Внутри был только один посетитель— рослый, крепкого сложения мужчина в кепи и старом плаще. Он разговаривал с хозяином, Сэмом Харкнессом. Дуайр подошел к дверям как раз в ту минуту, когда мужчина, бросив через плечо «Спокойной ночи!», наклонил голову, чтобы нырнуть под дождь, и потому столкнулся с полицейским. — Поаккуратней, приятель! — буркнул Дуайр и тут же узнал его. — Ах, это вы, господин Фолкнер! Ну и паскудная же сегодня погодка! Мужчина улыбнулся. — Это точно. Я только на минуту выскочил за сигаретами. Надеюсь, что за работу в таких условиях вам платят в двойном размере. — Ох, куда там! Фолкнер исчез за стеной дождя, а Дуайр вошел внутрь, пробормотав: — Однако он спешит… Харкнесс налил в кружку чай, всыпал туда сахар и протянул полицейскому. — Можно подумать, ты бы не спешил домой, в теплую постель, окажись на его месте! К тому же его, верно, дожидается какая-нибудь красотка в одном белье. Такой уж народ эти художники! Дуайр рассмеялся. — Ты просто ему завидуешь. Дай мне два десятка сигарет — тех, что обычно. Мне нужно иметь при себе что-то, что поможет перетерпеть эту чертову ночь. А у тебя как идет? Харкнесс отсчитал ему сигареты и сдачу с десяти шиллингов. — Если заработаю на бензин — и то хорошо. — Ничего удивительного, что в такую ночь мало кто высовывается на улицу, — заметил Дуайр. Харкнесс кивнул. — Дело было бы не так паршиво, если б хоть девочки гуляли. Но они теперь работают на дому, а у кого есть хоть немного мозгов, выставили у порога по амбалу. Этот сукин сын, Дождевой Любовник, на всех нагнал страху. Дуайр зажег сигарету и прикрыл ее сложенной домиком ладонью. — А ты не боишься? Харкнесс пожал плечами. — На кой я ему сдался! Но вот как баба в здравом уме может выйти из дома в такую ночь… — Он развернул вечернюю газету. — Полюбуйся: эту несчастную потаскушку он ухлопал прошлой ночью в парке. Пегги Нолан. Она много лет промышляла в нашем квартале. Маленькая симпатичная ирландка. За всю свою жизнь и мухи не обидела! — Харкнесс со злостью отшвырнул газету. — А вы там у себя, в полиции, что думаете? Кто-нибудь наконец почухается? «Перепуганный обыватель ищет козла отпущения», — подумал Дуайр. |
