Он слышал, как Грейс одевается у себя в комнате, и перед его глазами вновь возник образ ее обнаженного тела.
Его снова обдало волной безудержного желания, и он едва не упал на пол.
– Я больше не могу так жить, – прошептал Юлиан. – Я не животное.
Он посмотрел в зеркало. Вылитый отец. Ему даже померещился жалящий удар хлыста, словно отец снова бил его, стремясь довести до полубессознательного состояния. «И не вздумай плакать, мальчишка. Чтобы ни единого всхлипа я от тебя не слышал. Может, ты и сын богини, но живешь в этом мире, а здесь мы не цацкаемся с такими смазливыми сопляками».
Юлиан вспомнил, как отец с ненавистью посмотрел на него, а затем пинком повалил на землю и, схватив за шиворот, едва не задушил. Он пытался отбиваться, но в свои четырнадцать был еще слишком слаб и неопытен, чтобы оказать достойное сопротивление полководцу спартанцев.
Выхватив клинок, отец прижал его плашмя к щеке Юлиана. А все из-за того, что его жена, мачеха Юлиана, слишком внимательно посмотрела на него во время еды.
«Посмотрим, понравишься ли ты ей таким».
Боль от пореза была невыносимой, кровь текла до конца дня, но на следующее утро от шрама не осталось и следа.
Гневу отца не было предела.
– Юлиан?
От неожиданности он вздрогнул. Знакомый голос, даже несмотря на то что Юлиан не слышал его уже больше двух тысяч лет.
Он огляделся по сторонам, но никого не увидел.
– Афина?
И тут она предстала пред ним. Несмотря на современную одежду, волосы она уложила в греческом стиле, забрав кверху и оттуда спустив черными кольцами по плечам.
Бледно-голубые глаза богини нежно улыбнулись Юлиану.
– Я пришла по просьбе твоей матери.
– Она все еще не хочет видеть меня?
Афина отвернулась.
Юлиану вдруг захотелось рассмеяться. Пора бы ему оставить надежду увидеть мать, которой он никогда не был нужен.
В глазах Афины появилась странная грусть.
– Я помогла бы тебе, если бы знала, что произошло. Ты был моим любимым полководцем.
И тут Юлиан наконец понял, что случилось с ним много веков назад.
– Ты разыграла меня, словно карту, в борьбе с Приапом, верно?
Афина не ответила, но на лице ее можно было прочесть нечто похожее на раскаяние. Впрочем, она тут же взяла себя в руки.
– Что сделано, то сделано.
Губы Юлиана скривились от злобы.
– Вот как? Зачем ты это сделала, раз знала, что Приап меня ненавидит?
– Тогда только ты мог победить. Не забудь, я ненавижу римлян. Никогда я так тобой не гордилась, как в тот момент, когда ты отсек голову Ливия.
Юлиан не мог поверить своим ушам.
– Вот как – ты мною гордилась?
– Мы с твоей матерью говорили с Клото насчет тебя.
Юлиан поежился. Клото была одной из мойр, вершительница судеб.
– И что?
– Если ты осилишь проклятие, мы вернем тебя в Македонию точно в тот день, когда ты попал в ее список.
– Выходит, я могу вернуться?
– Да, но ты больше не сможешь сражаться. Если ты станешь участвовать в войнах, то изменишь историю. Мы вернем тебя, но ты должен пообещать нам, что навсегда останешься на своей вилле.
Ну вот, опять подвох. Не стоило и надеяться на то, что они помогут ему.
– Тогда зачем?
– Ты вернешься в свое время, в мир, который тебе знаком. – Афина осмотрелась вокруг. – Но ты можешь остаться и здесь, если захочешь. Выбор за тобой.
Юлиан хмыкнул:
– Невелик выбор.
– Все лучше, чем ничего.
Так ли? Он уже не был уверен.
– А мои дети? – Юлиан больше всего хотел вернуть те единственные существа, которые были ему небезразличны. |