лилась ей на голову, почему мужик ее не приехал и всякое другое.

Беременность у Риты проходила тяжело и последние два месяца она почти все время лежала. Раиса, за интересной игрой, иной раз

забывала о дочке. В общем, помереть бы Риточке и ее нероженому

ребеночку с голодухи, если бы не соседская девчонка лет пятнадцати, которая за рассказы об Америке и подарочки - тряпочки бегала по всем магазинам, приносила еду и даже варила что-нибудь простое. Но при всем том, Раиса дочь любила, просто она считала, что неумеху надо учить жить.

И гвоздило Раису одно, - чей ребеночек-то родится?

Раиса с подходцами к дочке подъезжала, - мол, Анатолий сподобился?.. Та отмалчивалась. А Раиса своим разумом думала, где там, в Америке, забеременеть? Не от негра ж? И продолжала счи

тать, что Анатолий протрясся. Так ей было спокойнее.

Зять Анатолий прибыл перед самыми риткиными родами. Навез всего, еще половину, сказал, на складу оставил, потом возьмет. А домой привез два телевизера, да еще видок какой-то, а на кухню - кухонный комбайн. Но сказал Раисе, чтоб она ни до чего не дотрагивалась, сломает еще. Раиса обиделась и поняла, что они это все для себя привезли. Деньги они копили на кооперативную квартиру. У Анатолия на двоих с матерью - комнатенка всего. У них-то хоромы: одна - шестнадцать метров, другая - восемнадцать. И все есть: и стенка, и паласты, и тахты для спанья...

А им хочется отдельно жить, - Раиса не против. Они уедут, она замуж может, выйдет. На такую квартиру да с бабой впридачу любой не любой, - а мужик позарится.

Пока стали они жить втроем. Тесновато, зато - отдельная. Раиса с зятем ласковая, - Толик да Толик. Только он на ее ласку не очень-то смотрел. Приехал из той Америки смурной какой-то, на Ритку глаз не поднял, а ведь глядеть больно на нее: брюхо на нос лезет, сама худыщая, одне глазища... А он как зверь лесной

что-то буркнул и все тебе.

И поняла Раиса, почему он так. Услышала. Ночью она спит как убитая, а тут как кто под бок толканул: проснулась.

В комнате ихней разговаривают, Рита и Анатолий. Она и прислушайся. Лучше бы не надо. Спала бы себе и спала, ничего не знала.

Анатолий Ритку - на сносях-то! - шлюхой обзывал да еще и похуже! Что их из-за нее выкинули в Союз, что теперь радость большая жопой об жопу с тещей-пьяницей терется! И выблядка воспитывать, кормить и поить. И что он этого делать не собирается! Доллары, кровью и желчь заработанные, он на чужого ублюдка не отдаст! Ну и все такое...

Раиса аж в туалет побежала - медвежья болезнь одолела. Как же такое? Чуяло ее сердце материнское! А от кого Ритка понесла-то? От негра?

До утра не спала. Ритку не спросишь, лежит как мертвая, к Анатолию не подступись, да и не стала бы она его спрашивать, - грохнул бы тут же, жизни решил.

Родила Рита девочку и в записке написала, что, мол, Аничка, Анна. Так Анатолий как озверел. Одни они в квартире были: он и Раиса. Она на стол накрыла. На свои водочку, закусочку справила. Он, жмотяра, ни копья не дал. Картошечки отварила, селедочку разделала, огурчики свои, капуска, - все честь по чести.

Он вроде сначала сел, выпил, стал огурчиком закусывать. Раиса и сказала про девочку, Аничка, мол. Он как взбесился: мне тут еще поблядушек заводить! Анна она будет! Никаких Аннов, мол. Будет Жанна и все. так и записали, а почему он так на Анну взъелся, Раиса до сих пор понять не может. Тогда она его успокоила: Жанна так Жанна, делов-то.

Он опять сел выпить, а Раиса его и спроси: а чего ты так на имя-то? Он и сказал, так нехорошо, что ты, мол, у дочки своей

спроси, кто такая эта Анна в Америке.