И тут - Митя.

С каким-то виноватым опрокинутым лицом, любовью к ней, - она это видела - и желанием исповеди, она это тоже чувствовала. Но ей вовсе не хотелось никаких исповедей!

Митя все лежал у нее в коленях и уже ничего не говорил, горячие капли слез прожигали ей колени сквозь тонюсенькую индийскую юбку...

... Что он натворил? Господи! Только бы он остался на ее вершине...

Она пошевелилась и Митя встал к колен. Лицо его было опухшим, глаза мокры. Он молча вышел.

Вера из дома привезла в банке своего супа, оладий, которые напекла, и теперь стала хлопотать, стараясь занять себя готовкой, чтобы не думать и не размышлять.

Он пришел в кухню умытый, причесанный ( Митя принял душ - с отвращением не глядя на свое подлое тело), в бархатном темноси

нем халате, так шедшем ему. В этом халате глаза у него почему-то

становились лилово - синего цвета...

Вера обернулась к нему: голодный? Я ездила домой сварила суп и нажарила оладий...

- Будешь? - Спросила она ласково и весело.

... Ничего она у него выспрашивать не будет! Пусть выспрашивают

жены - это их прерогатива, обязанность, а она - всего-то недавняя любовница, какое право она имеет что-то вызнавать, а там и - устраивать скандал? Он должен знать, что этого она никогда делать не будет. Она знает свое место, он, кстати, сегодня ясно определил ей это место. И она не собирается по этому поводу истерить. Истерить она может сама с собой, у себя дома.

Митя странно смотрел на нее, как она пробует суп, берет сковороду... И на душе у него становилось все гаже и гаже.

Эта женщина... нет, эта девушка, которую он сделал женщиной, и не подозревает до какой низости опустился ее любимый человек!.. Если ей скажут, - она не поверит. А если скажет он? Поверит. И тогда конец всему, конец его спасению, ибо в ней он вдруг увидел свое спасение! От чего? Он точно не сформулировал бы ответ. Наверное от безлюбия, разъедающего сердце.

- Нет, - сказал он, - спасибо, дорогая, я не хочу есть.

Он и вправду не хотел,- так наперся пирогами, холодцами, салатами у Риточки...

- А кофе? - Спросила она.

- Я бы чего-нибудь покрепче, - ответил он, зная что вместе со спиртным войдет и некая легкость и уйдет страх. Наступят минуты спиртной отваги и такого же мужества, но зато станет легко.

Нет. - Вдруг как-то раздраженно ответила она, - мне хочется, чтобы сегодня мы были трезвыми...

Он удивился: а разве мы с тобой пьем?.. Мы, что, напиваемся?

- Нет, - качнула она головой, - но всегда присутствует некая чужеродная эйфория, которую можно принять за любовь или хотя бы за ее половину... А мне этого не хочется. Давай посмотрим друг на друга наконец, ничем не замутненными глазами, идет?

Она смотрела ему прямо в глаза и он дрогнул, отвел взгляд и сказал: хорошо, давай кофе... Хотя я не понимаю... - но продолжать не стал.

Вера похолодела.

... Что-то с ним произошло, но что? Познакомился с какой-то девкой?.. Нет, все-таки нет!.. Позвонил с переговорника домой?.. Но днем он один и может говорить с кем хочет... Кто-нибудь из старых друзей?..

Ей вдруг вспомнилась забытая давно Леля, Елена Николаевна... Как она страдала тогда, бедняжка, когда она, Вера, в ярости сво

ей молодости и красоты просто оттянула Митю на себя... Теперь

отливаются мышкины слезки. А где она, Леля? Сначала они перезванивались, когда Вера перешла на Радио, потом все реже и реже, и вот совсем перестали, с год, наверное. Кстати, Леля никогда не поминала тот злополучный вечер, давший толчок сегодняшним отношениям с Митей... Леля вела себя так, будто не было никакого Мити. Никогда.

... Если это она? Если Митя был с Лелькой? Первая любовь не забывается.