Оказалось, что он хорош необыкновенно ( это объявила женская часть института) и то, что раньше вызывало недоверие, стало его главной привлекательностью: узкие длинные глаза с неуловимым выражением и цветом, изящество небольшой фигурки, тонкая полуулыбка на изогнутых губах.

Нормы поэта далеки от норм обычных мужчин, а Митя - по внешности - был истинный поэт и песни у него были грустные, разъедающие душу и тревожащие девичьи сны. Все песни были посвящены Елене Николаевне.

Когда Митя выходил с микрофоном на авансцену и начинал нашептывать " ну, скажи мне, где же ты, как с тобой встретиться... И надежда в сердце светится, светится, тает..." зал молчал как пришибленный, особенно малая девичья его часть.

А когда песня заканчивалась, зал взрывался визгом и воплями. Ему писали записки о любви, жаждали встреч, но он возвел в душе своей аналой Елены Николаевны и никого не допускал в свое сердце, хотя, скажем честно, это уже была искусственная любовь, сделанная из того, что оставалось, - а оставались уже обломки и осколки. Но так было надо Мите, чтобы чувствовать себя именно ем романтическим томным героем, которого так жаждала толпа.

Он бессознательно создавал свой имидж, от которого, в принципе, потом уже не отступал.

На него в институте пошла мода и Нэля в ужасе чувствовала, что Митя,этот скользкий уж!- уплывает из ее ручек и скоро уплывет навеки. Она была в панике, но виду не показывала.

А Митя и вправду постепенно, но быстро отплывал от ее пристани.

Он уже сложил в уме свою ближайшую программу на жизнь: он снимает комнату, - деньги у него появились, так как их джаз стали приглашать в другие места и платить за это, - неутомимый Спартак держал все в своих руках, - переезжает, наконец, от Нэли и ее папы, начинает серьезно заниматься поэзией, разыскивает Елену Николаевну и...

Что "и" он еще не придумал, но оно, это - "и"- грело своей непредсказуемостью.

Нэлин папа уехал в командировку, уже не первую за время проживания у них Мити.

В первый раз уехал он с неспокойным сердцем, хотя и чувствовал своим опытом и нутром, что зря беспокоится... Он видел по нэлиным глазам и по частым митиным вечерним отсутствиям, что дело у них не клеится и, скорее всего, по митиным поводам. Это его и успокаивало и, честно говоря, злило, как смел этот мозгляк ыть равнодушным к его очаровательной дочке! Он права не имеет

смотреть на нее! А тут явное пренебрежение. Но все же Трофим уезжал спокойным. Хотя подумывал о том, что парня надо гнать из квартиры! Он-то, дурной папашка, уже собирался воспитывать мальца, уже подумывал, куда определить его на практику, - в общем, ввел Митьку ( как он называл его про себя) в обиход их семьи...

А оказалось?

Поэтому Трофим решил, что как только приедет из командировки, так сразу и попросит мальца об выходе, а дочке своей глупышке уж как-нибудь разъяснит, что к чему. И с легким сердцем папа уехал, радуясь, что сопляка скоро в их доме не будет и духу.

В этот вечер, впрочем как почти и всегда теперь, Митя пришел поздно. Открыл своим ключом дверь и понял, что в квартире никого. Или все спят. Это его несказанно обрадовало, надоело видеть оскорбленный нэлин вид, мрачные папины взоры!

Но как только щелкнула входная дверь, тут же откуда-то метнулась Нэля в длинном атласном халате. Митя не ожидал ее и потому, вздрогнув, спросил: что случилось? Очень у нее был напуганный вид.

Нэля ответила, что ничего, просто она испугалась со сна скрежета ключа во входной двери, забыв, что Мити нет дома. А папа уехал.

- Вот как? - Бездумно откликнулся Митя и, обогнув Нэлю, стоящую на его пути, прошел в столовую.

А Нэля ушла к себе и вдруг заплакала, неожиданно. Он обошел ее стороной, будто она шкаф или заразная!

Нэля горчайше плакала.

С этого часа Митя знал, что они с Нэлей вдвоем в квартире и мысль эта, не возбуждая, однако же не уходила в пассив.