– Между прочим, этот конь тебе под стать, – весьма дерзко заметил ей Дадли. – Ты сама у нас светло-гнедая.

Такая дерзость понравилась Елизавете.

Она тряхнула головой, засмеялась и спросила:

– Думаешь, он тоже из династии Тюдоров?

– Если и нет, то характером точно в них, – сказал Роберт.

Дворец в Хатфилде, где до недавнего времени томилась Елизавета, когда-то служил детским садом для нее, Роберта, его братьев и сестер. Все Дадли не раз испытывали на себе яростные вспышки и выплески тюдоровского характера Елизаветы.

– Узды и поводьев не любит, – продолжал он. – Ненавидит, когда им повелевают, однако лаской можно заставить его сделать что угодно.

– Если ты так сноровист в обхождении с бессловесным животным, хочу надеяться, что у тебя не возникнет искушения дрессировать и меня, – с вызовом сказала Елизавета, сверкнув глазами.

– Кто посмеет вытворять такое с королевой? – спросил Роберт, выказывая искреннее удивление. – Я могу лишь умолять мою повелительницу быть доброй ко мне.

– Разве я уже не проявила к тебе свою доброту и щедрость?

Роберту было грех жаловаться. Он получил завидную должность королевского шталмейстера. Его годовое жалованье составляло кругленькую сумму. Помимо этого он мог столоваться при дворе, а во время путешествий королевской свиты рассчитывать на лучшие покои в любом дворце.

Услышав ее вопрос, он пожал плечами, словно все это были сущие пустяки, и сказал ей запросто, как близкой подруге:

– Ах, Елизавета, я совсем не это имел в виду, прося тебя быть доброй ко мне.

– Тебе пора отвыкать называть меня по имени в присутствии других и говорить мне «ты» – тоже, – тихо напомнила ему королева, но Роберт видел, что его слова вовсе не сердят ее.

– Я забыл, – почти шепотом ответил он. – Мне так приятно находиться в обществе вашего величества, что иногда я думаю, будто мы остаемся друзьями, какими были всегда. Просто на какой-то миг я забыл о том, к каким высотам вы вознеслись.

– Я всегда была принцессой, – с ноткой обиженности сказала Елизавета. – Я наконец-то обрела право, которое принадлежало мне с рождения.

– Я всегда любил тебя за то, какая ты есть, а не за твое происхождение, – почти искренне признался он.

Руки Елизаветы слегка отпустили поводья, и Роберт это заметил. Он задел в королеве нужную струну. Дадли играл ею, как всякий фаворит командует своим правителем или правительницей. Сейчас Роберт проверял, какие слова воспламеняют молодую королеву, а какие охлаждают.

– Эдуард всегда восхищался тобой, – сказала она, вспомнив своего брата.

Роберт кивнул, тут же придал лицу серьезное выражение и заявил:

– Да хранит Господь его душу. Я скорблю о нем ничуть не меньше, чем о собственных братьях.

– А вот к твоему отцу он относился куда холоднее, – не без умысла напомнила ему Елизавета.

Роберт учтиво улыбнулся, давая понять, что все это осталось в прошлом. Им незачем вспоминать ни чудовищный заговор его родни против королевской семьи, ни ее предательство по отношению к сводной сестре.

– Дурные были времена, – сказал он, скрываясь за общей фразой. – И очень давние. Нас с тобой обоих неправедно осудили и – Бог тому свидетель – достаточно сурово наказали. Мы с тобой узнали, каково томиться в Тауэре по обвинению в государственной измене. Я там часто думал о тебе. Когда меня выводили гулять, я подходил к самому порогу башни, где содержали тебя, и знал: ты совсем рядом.