Изменить размер шрифта - +
 — А гость явится еще не скоро. Окажите честь — разлейте чай. Не представляете, как я надеялся, что вы зайдете ко мне, когда писал вам то несчастное письмо. Я больше не выезжаю и веду скучную жизнь. Я стар и болен. Но все это, дорогая, вам прекрасно известно.

Да, Энн помнила: большинство стариков, которые явились на похороны ее родителей, много лет не приходили в гости.

— Спасибо. — Она стянула с рук черные шелковые перчатки. — Я с удовольствием выпью с вами чаю. — Энн вспомнила другой чайник, но не серебряный, а тяжелый, фаянсовый. И другого мужчину — но не седого, а с серебристой шевелюрой.

Старик продолжал сверлить ее взглядом, и у Энн зашевелились волосы на голове. Она подняла голову и встретилась с ним глазами.

— Сколько вам кусочков сахари, лорд Грэнвилл? Хотите сливок? Лимона?

Между ними поплыло облако пара, больной улыбнулся.

— Положите мне все, что возьмете себе.

Энн невольно поджала губы. Что-то очень похожее ей сказал в кондитерской Габриэль. Он следил за ней — этот светлоглазый друг Майкла. А теперь возникало такое чувство, что и граф шпионил. Она положила два кусочка сначала старику, а потом себе. Граф не прикоснулся к чаю, и Энн пожалела, что не последовала его примеру: напиток показался горьким на вкус, словно в нем не было никакого сахара. Женщина поспешно поставила изящную чашку на блюдце.

— Вы утверждаете, что могила моей матери жестоко осквернена. Что же с ней сталось, лорд Грэнвилл?

Подвижные пальцы графа разом замерли, и тиканье мраморных часов на каминной полке внезапно сделалось непомерно громким.

— Вам не нравится чай, мисс Зиме? Извините старика. Слуги пользуются тем, что их господин калека. Я сейчас позвоню, прикажу, чтобы заварили заново…

— Нет, нет, все в порядке… — Энн подняла чашку и принудила себя сделать еще один глоток. — Что говорит суперинтендант полиции?

— Вы, должно быть, невероятно скучаете по матери, дорогая? — Граф возобновил ритмическое перекатывание серебряных шариков. — Если я правильно помню, она умерла через два дня после смерти вашего отца? Трагично и очень прискорбно.

Энн поставила чашку на место и солгала:

— Да, действительно.

И отец, и мать мучились от невыносимых болей. Смерть явилась для них избавлением.

— Вам понравился Лондон, мисс Эймс?

На лбу у женщины выступили капельки пота, а больной будто не замечал раскалившегося камина.

— Понравился, благодарю вас.

— Видимо, расставание с друзьями далось нелегко? Лондон — веселый город. Не то что здешняя унылая жизнь.

В голове Энн возникли картины дома Габриэля. Легкомысленные женщины и богатые мужчины. В потускневших глазах графа промелькнула искорка, словно он прочитал ее мысли, словно точно знал, каким образом его гостья развлекалась в Лондоне. Неужели слухи распространяются настолько быстро?

— Так что там насчет вандализма? — настойчиво спросила она.

— Извините старика. Совершенно не могу сосредоточиться. Выпейте чаю, а то замерзнете. Вы уверены, что не стоит звонить и требовать новый чайник?

Энн помнила, как одиноко жили ее родители и как радовались любому случаю пообщаться с людьми. Ей стало жаль старика, и она потянулась за чашкой, но и после третьего глотка не решилась бы утверждать, что вкус напитка улучшился.

— Вы когда-нибудь влюблялись, мисс Эймс?

— А вы? — Энн предпочла ответить вопросом на вопрос.

— Я — да. — Лорд Грэнвилл был вторым человеком, который признавался ей и подобных вещах — если только он не любил мужчину.

Энн сделала еще один глоток и решительно поставила чашку на блюдце.

Быстрый переход