Я забыла даже о шлепанцах, пупке и пузырях! А вот он не забыл, потому что смутился, в ласковом синем омуте колыхнулся испуг — Коля кивнул в сторону когда-то белой двери, сказал мне как самому родному человеку: «На кухне есть кофе», — и исчез.
Обезоруженная, лишенная сил и разума, я поплелась к когда-то белой двери, внутренне повторяя: «Вот оно, вот!»
Слезы радостного волнения окропили мои ресницы — я вполне была влюблена на всю жизнь.
На кухне некогда было думать о кофе. Много проблем занимало меня, и одна серьезней другой. Все ли еще проживает на юбке жирное пятно от плавленого сырка, съеденного на ужин? Заметно ли на блузке отсутствие пуговицы, потерянной в потасовке с Выдрой? Выгодно ли растрепались волосы на голове? Куда положить коробку с трусами, которую мне изрядно надоело держать в руках? Кроме того, мучила настоятельная потребность немедленно посмотреться в зеркало. Потребность эта возникла сразу же, едва мы с Колей разлепились взглядами.
«Как живет эта Выдра? — возмущалась я, рыская глазами по стенам и полкам. — Ни одного зеркального осколка, не говоря уже о приличном трюмо. Хотя зачем ей это? Чтобы только расстраиваться?»
Не буду хвастаться, но я все же нашла остроумный выход. Стоящий на плите кофейник был так надраен, что сверкал своими боками (браво, Выдра!). Он мог запросто послужить зеркалом. Бросив коробку на пол, я изогнулась перед кофейником, пытаясь выяснить, так ли свежа и хороша, как требуют обстоятельства. За этим занятием и застал меня Коля. С вытянутой вперед физиономией и оттопыренным задом я вряд ли была привлекательна, но он нашел, чем залюбоваться.
«Полагаю, румянец украсит меня», — мысленно отметила я, изображая кроткое смущение и обильно краснея. Еще с детства я научилась вспыхивать, когда это нужно.
Коля растроганно прошептал:
— Вы очаровательны.
— А вы очень добры, — ответила я, ногой задвигая коробку под стол.
(Опознание дешевых трусов и носков могло отрицательно повлиять на романтическое нарастание будущих отношений.) — Надеюсь, вы нечасто говорите такое женщинам, — скромно пискнула я.
Он заверил:
— Впервые.
Я зашлась от сочувствия: «Впервые делает комплимент? Бедная Выдра! Как ей удается выживать в таких тяжелых условиях?»
— Кстати, где она? — осведомилась я вслух.
— Кто? — изумился Коля.
— Да ваша жена.
На лицо его набежала тень обыденности.
Коля вспомнил, что у него есть жена. Он сразу стал хмур и неинтересен даже в своем серебристом костюме, надетом для меня.
Я поняла, что совершила глупость, разрушив волшебство ощущений неуместным вопросом. Вернувшись в рутину жизни, (с женой, майкой «Динамо» и пузырями на коленях), Коля вдруг обнаружил себя стоящим на кухне в парадно-выходном костюме и лакированных туфлях. Он очнулся и порядком струхнул.
— А ну ее, эту мегеру!
Я всегда говорила: все отважные поступки мужчины совершают из трусости.
Но как бы там ни было, поступок совершен и мною оценен.
Более того, высказывание Коли понравилось мне настолько, что я тут же собралась много чего добавить и от себя, но вовремя вспомнила: очаровательной незнакомке очень пойдет великодушие. А потому ограничилась коротенькой фразой.
— Не хотелось бы настраивать вас против вашей жены, тем более что она очень милая женщина, — вкрадчиво прошептала я, выразительно закатывая глаза и укоризненно подергивая плечами.
Успех превзошел ожидания. Я сразила Коленьку наповал, довела его до истерики.
— Милая женщина?! — возопил он. — И это говорите вы, пострадавшая от ее грубости?
Я скромно улыбнулась, подумав: «Конечно, ведь это я таскала ее за волосы». |