Мы снова поднялись наверх и еще раз попытались ее успокоить, – это было около трех часов, – и в конце концов она все же немного угомонилась. Сказала, что чувствует себя гораздо лучше и хочет вздремнуть, но тут, совершенно неожиданно и без всякой причины, все началось сначала, даже еще хуже. Джон хотел уложить ее в постель, а она вдруг набросилась на него. Она напала на него форменным образом, Джини! Стала таскать за волосы, рвать на нем одежду. Это было так страшно, так жутко! Он стоял на одном месте и пытался защититься, а на лице у него было ужасное выражение. Он выглядел мертвым, был в абсолютном отчаянии. Ну и… я ее остановила.
– Ты ее остановила?
– Да. Она находилась в состоянии истерики, и я закатила ей оплеуху.
Мэри с несчастным видом потрясла головой.
– Как ни странно, это возымело эффект. После этого Лиз стала гораздо спокойнее. Она продолжала что-то очень быстро говорить, но, по крайней мере, уже не кричала и не плакала. Вот тогда-то я и сказала, что мне пора возвращаться, поскольку ты меня ждешь. А Лиз снова понесло: Джон, дескать, никогда не позволял ей иметь друзей, отпугивал от нее всех людей, вот и накануне вечером ей так хотелось с тобой пообщаться, а он ей не позволил… Просто не знаю, Джини, это была очередная порция какого-то бреда. Потом она заявила, что хочет тебя видеть. Она твердила не переставая: «Хочу видеть Джини сейчас же. Хочу поговорить с Джини». Вот почему я осталась, а Джон отправил за тобой машину. Это показалось нам самым простым выходом. Лиз вот-вот должна спуститься, но я полагаю, она уже забыла о том, что упоминала о тебе. Потом, я надеюсь, мы с тобой сможем уехать. Сейчас рядом с ней находится сиделка. Джон сказал, что пробудет в министерстве не больше часа, а оттуда отправится прямо домой. Мне его жалко, Джини, но, откровенно говоря, с меня уже довольно.
Джини ничего не ответила. Допив чай, она поставила чашку на столик и снова обвела взглядом элегантную комнату. В доме царила тишина, был уже седьмой час. Паскаль должен был вылететь пятичасовым рейсом. В зимние месяцы разница во времени между Парижем и Лондоном составляла один час, а это значит, что он окажется в аэропорту Хитроу в семь вечера по лондонскому времени. Около восьми он приедет к Мэри. Джини не хотелось отсутствовать, когда он появится, но она предчувствовала, что от Лиз Хоторн ей так просто не отделаться. Джини думала, что существует множество причин – и очень веских! – по которым Лиз хотела бы с ней поговорить. Но ведь не здесь же! Она опять осмотрела комнату. Стали бы устанавливать подслушивающие устройства в этой гостиной? Еще четыре дня назад она отбросила эту мысль как вздорную, но теперь…
В этот момент открылась дверь и вошла Лиз. Она была одета с ног до головы в изысканный светло-бежевый кашемир: кашемировое платье, а поверх него кашемировое пальто. Лиз буквально светилась радушием.
Пройдя через гостиную, она тепло расцеловала Джини в обе щеки. Мэри не спускала с нее изумленного взгляда.
– Пойдемте, Мэри, Джини… – поочередно посмотрела она на них. – Мы уходим.
– Уходим? – поднялась с кресла Мэри. – По-моему, Лиз, это не самая удачная мысль.
– Это просто великолепная мысль! Мэри, извини меня за все огорчения, которые ты из-за меня пережила. Сейчас я понимаю, что вела себя глупо и психовала. По-моему, на меня не очень хорошо подействовала та дрянь, которой вчера напичкал меня доктор. Но теперь все прошло, и я чувствую себя замечательно. Я приняла ванну, немного поспала. Мне сейчас кажется, что я заново родилась. Машину я уже вызвала, так что поехали. Приглашаю вас на ужин. Пусть это будет чем-то вроде компенсации за моральный ущерб. Я хочу отблагодарить тебя, Мэри, за твою доброту.
– Нет, Лиз, – твердо заявила Мэри. |