– Конечно, у меня все замечательно, – донеслось до Джини. – Ты слишком переживаешь, Джон. Это очень мило с твоей стороны, но не стоит так волноваться. Я принимаю это один раз в день в определенное время.

Скрывшись из поля зрения Джини, они остановились у двери. Она слышала, как Джон сказал что-то, понизив голос, и Мэри зашлась от смеха. Послышался звук открываемой двери, затем шаги Хоторна по ступеням.

– Джини, – позвала ее Мэри, – поди-ка сюда, ты должна это видеть. Ну разве они не прелесть! Посмотри…

Джини подошла к входной двери как раз в тот момент, когда Хоторн садился в ожидавший его черный лимузин. На заднем сиденье, рядом с огромной тушей охранника, спали двое мальчиков со светлыми, как у ангелочков, волосами. Хоторн помахал женщинам рукой, и лимузин тронулся. Джини и Мэри вернулись в кабинет. Мэри украдкой бросила на девушку торжествующий взгляд.

– Поздравляю, ты произвела впечатление.

– Действительно?

– Уж поверь мне. У тебя уши не горят?

– Нет, а что? Что он сказал?

– Неважно, но это можно считать комплиментом.

– Непонятно, почему. Я почти и рта не раскрывала.

– Значит, на него произвели впечатление не твои разговоры, а что-то другое, – мудро заметила Мэри, сопроводив свои слова игривым взглядом. Пройдя по комнате, она взяла новую книгу, подержала ее в руках и положила на место. – В общем, ты твердо обещаешь прийти в субботу? Скажи еще раз, что придешь, и я тебя выпровожу домой. Мне пора спать.

– Не ври. Тебе просто не терпится приняться за новую книжку.

– Ну ладно, – засмеялась Мэри, – сознаюсь. Но все равно подтверди, что придешь.

– Конечно, с удовольствием. Вот только…

– Что такое?

– Ты не станешь возражать, если я приду не одна? Сейчас в Лондоне находится мой друг из Франции и…

Мэри тут же утратила интерес к своей новой книге, и у Джини упало сердце. Она знала, что сейчас последует.

– Друг? – Мэри была плохой актрисой, и безразличный тон ей не удался. – Я его знаю?

– Нет, вряд ли. Его зовут Паскаль Ламартин.

– Ты давно с ним знакома?

Джини отвела глаза и задумалась. Она могла бы сознаться, что знает Паскаля уже двенадцать лет, она могла сказать, что знала его лишь три недели в Бейруте – и то, и другое было бы правдой.

– Нет, – ответила она, – не очень. Просто сейчас он работает на «Ньюс», вот и все…

– Холостяк?

– Мэри, пощади, умоляю! Да, вроде того. Разведен. Мэри обдумывала услышанное. Было почти слышно, как ворочаются мысли у нее в голове.

– Он журналист, милая? Наверное, редактор?

– Фотограф. Он был военным фотокорреспондентом, одним из самых лучших. Теперь он… Думаю, paparazzo будет самым подходящим словом. – Джини с радостью ухватилась за это определение. Самой ей не хотелось думать о Паскале в таких выражениях, но иногда и обидные слова могут оказаться полезными. Девушка полагала, что подобное определение отобьет у Мэри интерес к персоне Паскаля, однако через секунду с отчаянием поняла, что добилась прямо противоположного эффекта. Мэри издала радостный вопль, лицо ее просияло. Джини знала, что это значит, и боялась этого до смерти.

– Paparazzo! – воскликнула мачеха. – Не может быть! Это же потрясающе! Я всегда мечтала посмотреть на кого-нибудь из них. Эдакие отчаянные дьяволы. Рыскают там и сям на своих мотоциклах и носят черные очки даже по ночам. Как же назывался этот фильм?

– «Сладкая жизнь», Мэри.