– Возможно, вы правы…

Попытка приободрить его, кажется, удалась. Голос Стиви звучал уже не так мрачно.

– Он тебе сам все расскажет, когда вернется, – продолжала Джини еще более жизнерадостным тоном. – А пока, Стиви, коли уж я не могу побеседовать с Джоном, может быть, ты мне поможешь? Ты находился дома на протяжении всей последней недели?

– Разумеется.

– Джонни случайно не приносили посылку? Ее должны были доставить курьером в среду утром. Из Англии. Такая аккуратная посылка, обернутая коричневой бумагой, перевязанная и с красными сургучными печатями.

– Посылку? Да, ее принесли. Действительно в среду. – Он осекся. – А откуда вы об этом узнали? Ах, так это вы ее отправили? Но зачем же? Это вовсе не смешно. Отвратительно! Меня чуть не стошнило. Я…

– Подожди секундочку, Стиви, – повысила голос Джини. – Я не отправляла эту посылку и не знаю, кто это сделал. Но мне прислали в точности такую же. И то, что там было, тоже не доставило мне удовольствия.

– Правда? – неуверенно переспросил он.

Джини поколебалась, но затем решила: иногда для того, чтобы получить информацию, надо поделиться своей.

– Стиви, в посылке мне прислали пару наручников – и никаких объяснений. Я живу одна, и, поверь, мне тоже было не до смеха, когда я открыла ее. Вот почему сейчас я звоню Джонни. Я устроила большой скандал в компании по доставке, после чего мне сказали, что ему тоже была отправлена бандероль… – Джини помолчала, но Стиви никак не реагировал на сказанное. – Я хотела выяснить, что прислали Джонни, и спросить, может быть, он знает, кто устраивает такие шутки… – Она вновь замолчала, но реакции снова не последовало. – Стиви, – мягко произнесла она, – я на самом деле хочу выяснить, кто это делает и зачем. Ты сказал, что это было отвратительно, значит, ты открыл коробку. Пожалуйста, Стиви, скажи мне, что было внутри.

И снова повисла долгая тишина.

– Я действительно открыл ее, – наконец неуверенно признался юноша. – Я думал… Ну, понимаете, я волновался из-за Джонни. А в квитанции значилось, что это «подарок ко дню рождения». Но день рождения Джонни не в январе, а в июле. Я смотрел и смотрел на коробку, а Джонни все не звонил. Целый день я не прикасался к ней, но потом все же открыл. Я подумал, что, возможно, найду в ней объяснение тому, куда подевался Джонни.

– Стиви, – произнесла Джини, понимая, что из парня придется все вытаскивать клещами, – там была какая-нибудь записка?

– Нет. Ни визитной карточки, ни записки. Я посмотрел.

– Там были наручники, как у меня, или что-то другое?

– Другое.

– Что-нибудь подобное, Стиви? Какая-нибудь вещь, которая могла расстроить Джонни?

– Не знаю. Джонни либо пришел бы в ярость, либо расхохотался. Я… – он поколебался. – Это очень непонятная вещь, мэм…

– Стиви, прекрати называть меня «мэм». Зови меня Джини, договорились? Обещаю тебе, что не упаду в обморок от удивления. Я репортер, и удивить меня непросто. Прошу тебя, Стиви, мне действительно нужно это знать. Я хочу прищучить тех, кто этим занимается.

– Ну хорошо, Джини, коли так… – Мальчик понизил голос, и Джини буквально почувствовала, как он краснеет.

– Там было нижнее белье. Женское. С оборочками, с черными кружевами. Трусики, мэм. Вроде тех, что рекламируются на последних страницах журналов. Или высылаются по заказам из каталогов…

Уже много лет Джини не приходилось сталкиваться с напускной стыдливостью Среднего Запада.