Вытирая горячие слезы, Санни размазывала по лицу краску. Господи, какая же
она дура! Вообразила, что все еще любит Дона! Столько боли, мучений, унижений, и
все ради чего? Ради чего она взяла всю вину на себя?
Сбросив туфли, она осталась в одних чулках. Послышались треск, гневная
брань, затем в гостиной раздались тяжелые мужские шаги. Санни подошла к двери,
не веря, что Тай осмелился выломать дверь в ее дом. Но она действительно висела,
покосившись и раскачиваясь, на одной дверной петле. Через гостиную широким,
размашистым шагом двигался Тай. Лицо его было настолько суровым и решительным,
что у Санни замерло сердце.
Шериф успел снять смокинг и остался в одной крахмальной сорочке. Верхняя
пуговица была расстегнута, а на шее болтался развязавшийся галстук-бабочка.
Санни не могла двинуться с места, словно завороженная видом Тая,
олицетворявшего в эту минуту саму ярость! Шагнув к ней, он с такой силой
встряхнул ее за плечи, что у нее щелкнули зубы.
- За такое лихачество я должен был бы свернуть тебе шею.
- Оставь меня наконец в покое! Сейчас ей меньше всего хотелось видеть
рядом с собой именно Тая, особенно после вчерашней ночи, когда он, в который уже
раз, заставил ее поддаться своему мужскому обаянию только для того, чтобы,
бросив небрежное "Спокойной ночи, Санни", снова оставить ее наедине с собой. Ну
нет, больше ему не удастся провести ее! Ни сейчас, ни вообще когда-нибудь!
- Убирайся из моего дома! - закричала она. - Как ты посмел ворваться и...
- Заткнись! Ты что, не видела позади мой джип?
- Видела!
- И красные мигалки?
- Да!
- Так почему не остановилась, черт побери?
- Не хотела!
- Чего ты добивалась? Хотела разбиться насмерть?
- Нет!
- Ты настолько убита горем из-за этого слюнтяя, что готова свести счеты с
жизнью? - Он снова встряхнул ее. - Очнись, дура! Он мизинца твоего не стоит!
Разве ты сама этого не понимаешь?
Все она прекрасно понимала. И ругала себя не хуже, чем это делал сейчас
Тай. Целых три года жизни она потратила на оплакивание придуманной любви к
ничтожному человеку!
И когда сознание собственной глупости стало невыносимым, она упала на
грудь Тая. Он успел подхватить на руки ее ослабевшее тело и, пока она лила
слезы, оставлявшие на щеках мутные, темные следы туши, отнес ее в гостиную и
вместе с ней уселся в кресло.
Так он сидел и ласково гладил ее по голове, позволяя как следует
выплакаться. Его терпение оказалось неистощимым.
И только когда Санни совсем успокоилась, он приподнял ее подбородок и
взглянул в лицо. Потом стал вытирать ладонью со щек следы краски и слез.
- Ну как, тебе лучше? Все еще прижимаясь к его широкой груди, она
благодарно кивнула, шмыгнув носом.
- Санни, он не стоит твоих слез. Смахнув с ресниц задержавшуюся слезинку,
она прошептала:
- Я знаю...
- Знаешь? Тогда...
- Я плакала не из-за Дона. Я оплакивала потерянные три года жизни...
Сочувственное выражение его глаз сменилось недоумением.
- Что ты хочешь этим сказать? Глядя на его сильную шею, туда, где бился
пульс, Санни медленно проговорила:
- Целых три года я сожалела о том, что, возможно, было моей самой большой
удачей в жизни. |