– Я прочту это письмо, если вы уделите мне несколько минут внимания.

Граф, держа письмо на вытянутой руке, принялся читать.

– «Моя любовь, ваши страдания почти подошли к концу, этот фарс, через который вам пришлось пройти. Завтра мне удастся увидеть вас наедине. Мы будем любить друг друга, как любили всегда, когда нам удавалось остаться вдвоем. Я снова буду держать вас в объятиях и целовать. И мы снова станем строить планы о том, как скрыться от посторонних глаз и любить друг друга, как нам того хочется. Простите мне мою неосторожность. Но я вынужден был отправить вам это послание, поскольку не смог прибыть лично. Мне посоветовали держаться от вас подальше, после того как мы допустили определенную вольность. Я позабочусь о том, чтобы мой посыльный передал достаточную сумму для того, чтобы мое письмо попало по назначению – в ваши руки, а после прочтения – в ваше сердце. Знайте, я сейчас мысленно с вами. До завтра, любовь моя. Торнхилл».

Дженнифер стояла очень тихо. Все, что происходило, было выше ее понимания, она лишилась способности соображать.

– Мой слуга получил взятку, – торжественно провозгласил граф Рашфорд, – чтобы вручить сие послание мисс Дженнифер Уинвуд.

Она превратилась в камень. Или в ледяную глыбу. Она слышала возгласы возмущения, но не воспринимала их. К ней это не имело никакого отношения.

– В течение последних дней мой сын не раз замечал то, что принимал за неприятные, но безобидные ошибки, вызываемые юностью и неопытностью. Как человек чести, он не разрывал договора с мисс Уинвуд и оберегал ее имя от позора и бесчестья. Оказалось, что его грубо предали. Нас предали. Наши семьи связывала многолетняя дружба. Теперь эта дружба поругана. Я хочу заявить о том, что с этого момента мою семью и семью, к которой принадлежит мисс Уинвуд, больше ничто не связывает. Помолвка, объявленная ранее, более не существует. Доброй ночи, дамы и господа.

Вы простите меня, уверен в этом. Сегодня больше нечего праздновать.

Лайонел стоял рядом с отцом. Он выглядел неприступно и мрачно. Как всегда, он был ослепительно красив в своей суровой отрешенности. Дженнифер владело ощущение, что она наблюдала за тем, что происходит, откуда-то сверху и видела в этом зале себя, вернее – свою телесную оболочку. Ей казалось, что она по-прежнему не имеет никакого отношения к только что разразившемуся скандалу.

Граф Рашфорд стоял на возвышении, расставив для прочности ноги, и смотрел на уходящих гостей. Никто из них не подходил к нему. Вероятно, все были слишком смущены для выражения сожалений или сочувствия. Или, что тоже вероятно, спешили выбраться отсюда, чтобы как можно быстрее поделиться сведениями о том, что произошло, со знакомыми. Все уходили. Большинство даже не смотрели в ее сторону. Казалось, всех охватило непреодолимое чувство неловкости.

Затем кто-то взял ее за кисть мертвой хваткой – это была тетя Агата – и кто-то с другой стороны взял ее за локоть так, что Дженнифер решила: затрещат кости, – это был отец, и они потащили ее быстрее, чем она могла двигаться. Как-то так получилось, что, хотя все уходили одновременно, никто не загораживал им проход. Все отшатывались от них, будто Дженнифер, ее отец и тетя внезапно заболели чумой.

В одно мгновение они оказались в карете: отец рядом с ней, тетя Агата напротив, Саманта – рядом с тетей Агатой.

– У меня в конюшне есть плеть, – тихо сказал отец. – Готовьтесь, мисс.