|
Затем непонятные слова молитвы на еврейском языке подхватили все остальные, но на этот раз хор вел мистер Груберман. Голоса накладывались один на другой. Нежные высокие тона Сары, Лии и четверых младших братьев сливались с вибрирующим самоуверенным контральто тринадцатилетнего Мойши. Неожиданно Энни услышала рядом с собой тонкий голосок Лорел, подтягивающей то одну, то другую фразу. Оглянувшись на ее клетчатый сине-белый джемпер и курточку с матросским воротником, Энни еле слышно ахнула от удивления. Когда Лорел успела запомнить слова?
Ривка, видимо, тоже заметила это. Улыбнувшись Лорел, она сказала: – Молодец, шейнинке. А хлеб освящать ты мне поможешь? Лорел смущенно кивнула, и Ривка подала ей хлебный нож. В широком лезвии отразились колеблющиеся язычки зажженных субботних свечей, стоящих на буфете в серебряных подсвечниках. – Барух ата адонай, – начали вместе Ривка и Лорел. Затем Ривка замолчала и кивнула Лорел, предоставляя ей продолжать. Лорел запнулась, ее бледные щеки зарделись. Подняв глаза, она бросила пугливый взгляд на сидящих за столом, но, поняв, что никто не собирается над ней смеяться, глубоко вздохнула и, запинаясь на каждом слове, закончила: – …элохену… мелех… хаолам… хамон… лехем… мин хаоре… Счастливо улыбнувшись, Лорел сняла белоснежный плат с большой плетеной халы и подождала, пока Ривка отрежет от нее край и передаст ей. Затем, следуя указаниям Ривки, отщипнула от этого хлеба небольшой кусочек и положила в рот, передав остальное Энни. Один за другим каждый из сидящих за столом отломил свой кусочек халы и съел, и таким образом был разделен весь отрезанный Ривкой ломоть. Это было уже второе празднование субботы, на которое Ривка пригласила своих квартиранток. Вечером в прошлую пятницу было точно так же – зажженные свечи, молитвы над вином и хлебом. Но тогда Лорел сидела молча во время пения, не поднимая глаз от своей тарелки. А теперь она подпевает, да еще по-еврейски! Энни всегда знала, что сестра быстро усваивает все новое – так бывало, например, с карточными играми. И теперь ей оказалось достаточно двух недель общения с Ривкой, чтобы научиться прекрасно готовить. Энни была поражена. На что еще способна эта девочка? Ривка, Сара и Лия поднялись из-за стола и стали носить из кухни горячие блюда с жареными цыплятами, картофелем, спаржей, лапшой. Мальчики переговаривались между собой на идише. Лорел наклонилась к Энни и спросила: – Тебе понравилась хала? Это я готовила. – Ты! – Да. Обычно я только помогала. Но для этой халы я месила тесто, а потом плела ее. Видишь, она сверху блестит – это из-за яичного белка. – Яичного белка? – повторила Энни, внимательно глядя в лицо сестры и замечая, как сильно она повзрослела за последнее время. В глазах Лорел появилась уверенность и какое-то воодушевление. Даже прическа изменилась. Больше не было ни косичек, ни «конского хвоста». Волосы свободно ниспадали сзади на шею. Вчера вечером, вернувшись из «Парфенона», пропахшая горелым жиром и потом, голодная и до такой степени измученная, что едва держалась на ногах, она застала Лорел в их маленькой кухне за приготовлением обеда. На столе уже поджидала кулебяка с печеной картошкой и слегка увядшие листья салата. И хотя кулебяка подгорела с одного края, а картошка чуть-чуть не дошла, Энни сглотнула все в один момент. И нисколечко не покривила душой, когда призналась сестренке, что ничего более вкусного никогда в жизни не ела. Лорел еще не знает, что ее вышибли с работы. Пока что у нее не хватает смелости признаться в этом. Особенно Ривке. Интересно, что сделает Ривка, если в следующий месяц Энни не сможет заплатить за квартиру, – оставит их из милости? Вряд ли. Совершенно ясно, что Груберманы при таком количестве детей переживают тяжелые времена и сами едва сводят концы с концами. |
