– Я знаю, что они не верят в Рождество, – ответила она наконец, стараясь говорить ровным голосом. – Они евреи. – От ее слов в воздухе появлялись и исчезали легкие облачка морозного пара.

– Им даже запрещено произносить это слово! – воскликнула Лорел. – Сара мне говорила. Потому что оно связано с Христом. – Она ожесточенно поддала ногой смятый картонный стаканчик, так что он отлетел далеко в сторону. – Мы и сами скоро будем, как евреи, если у нас не будет даже елки!

Энни не знала, что ответить. Ей тоже хотелось праздника, и не только ради Лорел. Может, взять деньги, которые предлагает Долли? В тот день, сжимая в руке кучу банкнот, Долли умоляла ее взять их. Но что-то удержало Энни от этого шага. Даже когда Долли предложила дать их взаймы. Разве Энни сможет хоть когда-нибудь выплатить этот долг? А если она примет их как милость, не будет ли это предательством по отношению к Мусе? Мать как-то назвала Долли двуглавой змеей в траве. Разве это не доказательство, что Долли, хотя она и выглядит очень доброй, нельзя доверять?

Она не взяла деньги, но согласилась работать у тетки в магазине, попросив небольшой аванс. С тех пор прошло три недели, а ей не удалось скопить денег даже на самое необходимое. Список вещей казался бесконечным – теплое белье, зимняя одежда, сапоги. Тарелки, простыни, полотенца.

Она взглянула на полушерстяное пальто Лорел, купленное в магазине Армии Спасения, – рукава едва доставали ей до запястий – на золотистые волосы Лорел, рассыпавшиеся словно солнечные лучи из-под бесформенной вязаной шапочки, на посиневшие от мороза губы и кончик носа.

– Ты замерзла? – встревожилась Энни, сама покрываясь мурашками под своим мужским габардиновым пальто, которое при ходьбе хлопало ей по лодыжкам.

– Нет, – ответила Лорел, – я же в свитере. Ривка отдала мне свитер Хавы, ей он уже не лезет.

Вероятнее всего, Ривка заметила, что Лорел мерзнет и подыскала ей подходящий свитер. Она так добра к обеим сестрам, что практически приняла их в свою большую шумную семью. Энни то и дело приходится благодарить ее то за одежду и одеяла, то за свежеиспеченную халу.

– Хорошо, – сказала она, поворачивая на более широкую Кей-авеню, застроенную домами из красного кирпича.

– Знаешь, сегодня после школы Ривка обещала поучить меня шить. Вот выучусь и сошью тебе что-нибудь. – Голос Лорел звучал виновато, а глаза смотрели на старшую сестру из-под красной шапочки с выражением покорности. – Энни, я больше не буду ругаться на тебя. Но было бы так здорово, если бы у нас была маленькая елочка. Или хотя бы еловые ветки.

– Да… было бы здорово, – стараясь говорить весело, хотя внутри у нее все дрожало, отозвалась Энни.

Вспышку недовольства Лорел было гораздо легче вынести, чем эту овечью покорность. Энни пожертвовала бы многим, лишь бы устроить своей маленькой сестричке настоящий праздник. Но елки, которые продавали прямо с грузовиков по всему городу, были гораздо дороже, чем Энни могла себе позволить. А об украшениях и говорить не приходится, они требуют целого состояния.

В прошлом году они отмечали Рождество в Бель Жардэн вместе с Мусей. Мать была в необычайно хорошем настроении. Они втроем наряжали елку, Муся пела «Рудольф, красноносый северный олень», а потом Лорел прочитала детские стишки собственного сочинения. Вереница разноцветных фонариков, свисающие с веток украшения, гипсовые фигурки Девы Марии, сидящей у яслей, Иосифа, трех мудрецов, ослика, овец и, конечно, Младенца Христа. Одна из ножек Младенца отломилась, и Муся, достав тюбик с клеем, сказала:

– Ну-ка приклеем твою ножку, чтобы ты потом смог ходить по воде, мой маленький человечек.