И вот мы сидели друг напротив друга за обшарпанным столом, на который были щедро навалены деликатесы, которые при всем желании мы вдвоем никогда бы не одолели. После стакана белого французского вина я успокоилась. Я почувствовала вдруг, что Крис обязательно выживет, что он просто не может умереть. И вновь вернулось ко мне то ощущение полной защищенности, которое я испытала, прислонившись к плечу Игнатьева. Мне не хотелось отрывать взгляда от его серо-синих глаз. Мне не хотелось больше внутренне противиться ясной и простой мысли. А мысль была одна-единственная, она бродила по моему телу, как затаенная молния: «Я хочу тебя! Если бы ты только знал, как я хочу тебя…»

— Ты любишь деньги, Олег? Зачем тебе все это? Власть, богатство… Мне просто интересно, — спросила я, чтобы хоть как-то приглушить свою навязчивую мысль.

Он вздохнул и улыбнулся:

— Ты не поверишь, я их ненавижу. Весь наш мир устроен только им в угоду. Мы все несвободны, мы рабы этих денег.

— Какая же я раба, если этих денег у меня нет?! А вся эта нищая страна!

— Нищета — это такое же рабство, та же зависимость от денег. А я… Я просто очень люблю эту страну и этот народ. Я знаю, что нужно сделать, чтобы страна снова зажила, закипела, чтобы у людей была работа, было какое-то будущее. Вот и полез в это дерьмо — в политику.

— Не верю я ни одному политику! — усмехнулась я. — Все вы печетесь о благе народа, но никак не можете обойти свой карман!

Игнатьев рассмеялся:

— Неужели ты думаешь, я лезу в политику, чтобы положить в карман?! Глупая девочка! Мой карман давно полон. С таким карманом я давно мог бы уехать куда угодно. Но я не хочу, понимаешь?! Это моя страна, мой дом, мой народ. Я вот недавно алмазные копи скупил, в Якутии. Думаешь, мне не хватит? Но деньги… они не имеют никакого смысла. Я пытаюсь что-то сделать, чтобы хотя бы частично освободиться от рабства. Я свободным хочу быть. Знаешь, почему я люблю этих собак вот, зверей этих?

— Почему?

— Да потому что они по-настоящему свободны! Они не знают власти денег. Не знают подлости, корысти, ненависти.

Игнатьев подлил мне вина. Своего стакана он даже не пригубил.

— А есть у тебя враги, Олег? — спросила я.

— Меня куча людей окружает. Шизофреники, старики, верующие, инвалиды, бывшие зэки… Журналюги крутятся, ученые разные, промышленники. Шестерки, подпевалы, бесчисленные партнеры. А положиться не на кого. Верить некому. Всем нужны мои деньги. Оторвать — всеми правдами и неправдами. Подлости и алчности я повидал достаточно. А враги? Есть враги. Пять лет назад меня посадили. Три мои фирмы пустили по миру, разграбили… Я вышел, я доказал свою невиновность. Но я не стал им мстить. Я никогда не мщу своим врагам. У меня правило такое. И знаешь — кара всегда находит их сама. А у тебя, Янка, есть враги?

Я задумалась, пристально глядя на стакан с прозрачным вином.

— Не знаю… Но разве те, кто украл Криса, не враги мне? Есть еще один враг. Он сторож у нас на даче.

— Сторож? — удивился Игнатьев. — Какой же это враг?!

— У него есть кличка — Дюшес. Мы ненавидим друг друга. Я уж не помню даже, почему. Но он мой враг. Я знаю, это плохо, но я желаю ему только зла…

— Если бы я желал зла всем тем, кто сделал зло мне! Если бы я мстил им… — Игнатьев присвистнул. — Ей-богу, жизни бы не хватило!

— Но разве не нужно бороться со злом? Что же, прощать всех мерзавцев?!

— А я борюсь. Только не их методами.

— Что-то ты не похож на Дон-Кихота! — усмехнулась я.

— Я ни на кого не похож.