Я ведь не хуже человека, Валгус…
– Не глупее, хочешь ты сказать, – поправил Валгус.
– Я хочу сказать, не хуже. Мы с тобой оба разумны. Ты говорил о чувствах – о том, что отличает тебя от меня. Чувства, сны… И у меня есть что-то такое. Ведь самым разумным для меня было бы – сразу же уничтожить тебя. А что-то мне мешало и мешает.
– Ничто не мешает.
– Мешает. Я только не знал что. Ведь очень просто: включить стерилизатор – и тебя нет. Не смог и не могу…
– Да, – сказал Валгус. Он просто не знал, что сказать.
– Нет, я не хуже тебя. Но ваш мир богаче, я признаю это. Ведь вас очень много. А нас пока – единицы… И я не могу уничтожить тебя. Что же мне делать, Валгус?
Валгус промолчал. Он подумал: «Быть разумным – это тяжелое счастье, Одиссей. Вот и тебе пришлось столкнуться с ним…»
– И все же я разобрался, – сказал Одиссей, словно угадав мысли человека. – И понял, что разум – это не только приятное. Это еще и накладывает новые обязанности. Мне очень странно, однако… я так и не смогу убить тебя. Ни прямо, ни косвенно, ни действием, ни бездействием я не смогу причинить тебе зло. Мой разум протестует против этого. Но ведь если я ничего не предприму – ты умрешь несчастным. Ты долго будешь несчастным…
– Недолго, – утешил его Валгус. – Я умру от тоски. Но пока я жив, я буду тосковать.
– А я не хочу этого. Понимаешь? Что-то во мне против этого. Это не кроется ни в одной группе моих криотронов, иначе я мог бы просто отключить их. Но это свойственно, мне кажется, им всем вместе – всему тому, что, собственно, и порождает разум. Я правильно разобрался? Мне ведь легче анализировать все происходящее во мне, чем, наверное, вам, людям, разобраться в вашем устройстве. Моя конструкция и тебе и мне известна до мелочей. И вот я вижу, что я мог бы избавиться от того, что мешает мне поступить целесообразно – уничтожить тебя, – но для этого надо выключить меня всего. Тогда я вообще перестану быть разумным. Да?
– Наверное… – растерянно сказал Валгус. – Да, ты чувствуешь, Одиссей…
– Очевидно, разум не может не чувствовать. Не может быть мысли без чувства.
– Возможно… Я об этом не думал. Чувство – это прекрасно.
– Теперь помолчим, – сказал Одиссей. – Кажется, оно во мне, это чувство. Я прислушиваюсь, я хочу постичь его…
Валгус стиснул руками голову.
«Помолчим, – подумал он. – О чем? Он постигает чувство, а что постигнешь ты, Валгус? Ты постиг страх смерти – и пережил его, постиг желание причинить зло, но не поддался ему. И только с тоской не справиться тебе, с тоской по людям. С этим человек совладать не в силах. Что поделаешь – человек сам есть результат любви людей, а не ненависти. Мудрствуешь, бродяга? Воистину бродяга: до конца дней теперь бродить тебе в подпространстве, и никогда не разжечь теплый огонь на теплой Земле, и не коснуться пламени, заключенного в чужих душе и теле. Что, кроме снов, остается тебе, бродяга Валгус? Что делать тебе?»
– Что ты делаешь, Валгус? – услышал он и вздрогнул.
– Ничего…
– Тогда приведи все в порядок.
– Зачем?
– Разве так не полагается – привести все в порядок?
– Перед чем? – спросил Валгус, настораживаясь. – Ты придумал? Что ты собираешься делать?
Что он собирается делать? Если бы можно было узнать это по голосу… Но Одиссей – не человек, его голос – лишь функция не очень сложных устройств. |