– Ну не могло, и дьявол его побери, – согласился Седой. Он поднял голову, глядя через прозрачный потолок вверх – туда, где тоже за прозрачной стеной накрывающего город купола стояли, в задумчивости рассматривая необычный мир, глазастые рыбы. По эту сторону купола летали птицы, и, встречаясь глазами с обитателями моря, впадали в страшное беспокойство и с тревожным криком бросались прочь. Впрочем, самые самоотверженные из них уже долбили клювами по пластику, стараясь добраться до кое-где присосавшихся к куполу актиний, и невозможно было доказать птицам всю бессмысленность этих попыток…

– Так что ж делать будем? – спросил начальник отряда.

– Не знаю я, – с некоторой даже ноткой раздражения ответил Седой, и это значило: ты начальник, вот и решай. А я что ж, я выполню…

– Нервочки, – сказал начальник. – Нервы, Семен. Под водой и в воде ты… ну да, пять с лишним десятков. А всего тебе…

– Сколько и тебе, – буркнул Седой.

– Семьдесят три. Перевал. Пора и тебе садиться в кресло.

– Думаешь?

– Что ж тут думать? Судьба наша… А разве я был плохой разведчик? – Он выпятил необъятную грудь, широко распахнул руки. – Неплохой, говорят. А ушел прежде тебя. Судьба.

– Судьба, что тебя поломал кальмар.

– Поломал – склеили. Но – ушел. А кальмар этот, между прочим, был последний неусмиренный в истории. А больше никого и не осталось. Только вот ты теперь подбавил.

– Да. Что ж, если ты говоришь, – пора…

– Пора. Зрение, нервы… годы. И потом – молодым надо молодого командира. Вот хотя бы твой водитель.

– Это я и сам знаю. Пора, говоришь…

– Да ты и сам чувствуешь.

– Временами чувствую.

– Что ж, хороших глубин твоему Эдику, прозрачной воды.

– Только эта операция – еще моя. Этих ты у меня не отнимай. Их надо уничтожать. А ты ведь помнишь – я умел…

– Помню.

– Да. А эти ребята – не надо им мараться в такой грязи. Их дело – строить. Уничтожение – не для них.

– Вот как? А помри мы с тобой годом раньше?

– Ну и хорошо, что мы не померли, – сказал Седой. – Эти твари уже окончательно будут последними. Разве что нашествие из космоса случится, но такого, кажется, не предвидится. Значит, и привыкать ребятам не к чему.

– Что ж, возможно, ты прав. Не обещают нам нашествия. Ладно, операция эта – твоя. Только не совсем. Не исключительно твоя, точнее. Потому что если… Анализы? Давайте сюда!

Он на минуту умолк, склонившись над бланками и пленками. Встав с места, Седой подошел к нему и стоял, глядя через его плечо.

Видишь? Все точно. Вот почему это не только твоя операция. Будь все нормально – пошел бы ты, выпустил бы в этом ущелье баллонов пять «усмирителя» в концентрации, скажем, в пять сотых, и они стали бы шелковыми. На людей бросаться бы перестали, мы бы их изолировали – на то и заповедник, – и такой бы тут начался пир науки…

– Да, идиллия. А сейчас?

– А сейчас придется их уничтожать. Безжалостно! Хотя нас от этого и коробит, ничего не поделаешь. Раз у них до такой степени повышена радиоактивность, раз в составе тканей имеется плутоний – вот он где, видишь? – значит, они угрожают нам своим существованием, а не только клешнями. А угрозы мы не потерпим.

– А может, их все-таки сумеют использовать металлурги?

– Думаешь? Не верится, но все же свяжемся с ними, ладно.